Смерть на рассвете
Шрифт:
— И вы поделили?
— Да.
— Сколько же вам досталось?
— Каждому досталось миллионов по двадцать долларов и по нескольку пакетов алмазов.
— Двадцать миллионов…
— Ну да, около того.
— Господи! А потом?
— Мы говорили. Много говорили. О том, как обменяем доллары и алмазы на ранды. Никто не знал, как это сделать. Меченый поехал в Хиллбро и поменял там немного долларов, а потом он сказал, что пора что-то решать. Они с Бюси решили держаться вместе, а как насчет нас? Я сказал, что уеду в Дурбан, мне просто хотелось уехать. Рюперт сказал, что отправится
— Вы потом видели Вентера и остальных?
— Я написал по тому адресу, оставил адрес моего почтового ящика в Дурбане. Через несколько месяцев Меченый мне ответил, сказал, мол, надо встретиться. Я полетел в Йоханнесбург. У них с Бюси у обоих оказались новые удостоверения личности, а у нас с Рюпертом ничего не было. Меченый свел нас с нужными людьми. Сказал, что купит у нас доллары по тридцать центов за доллар. Я обещал привезти свои деньги, Рюперт сказал, что подумает. На том и расстались.
Я привез часть денег, получил ранды, вернулся, а на следующий год мы встретились снова. Меченый хвастал, что они начали новое дело. Они с Бюси терлись среди наемников, но наемники не были организованными, каждый сам по себе, вот Меченый и придумал открыть агентство, чтобы предлагать такого рода услуги. Даже название уже придумал.
— «Орион»?
— «Орион — решение вопросов». Ему казалось, это очень забавно.
— А потом?
— Через три года я перестал ездить на встречи. Купил себе на черном рынке удостоверение личности. Какое-то время я прожигал жизнь. Швырял деньгами. Пил. Играл. Менял машины, женщин. Но все время думал о тех семнадцати трупах. Однажды утром я пошел в туалет, увидел кровь в моче и понял, что не хочу так жить. Я ничего не могу изменить, но и жить по-прежнему тоже не хочу. Я собрал вещички, продал квартиру, уехал в Преторию и стал искать работу. Начал работать в «Искоре», на складе. Стал десятником. А потом познакомился с Элейн.
— Вашей женой.
— Да.
— Вы говорили, что в прошлом году виделись с Вентером и Схлебюсом?
— Да.
— Где?
— У меня дома.
— Как они вас нашли?
— Меченый хвастал, что, когда захочет, всегда нас найдет. Он сказал, что не намерен рисковать своим будущим.
— Чего он хотел?
— Денег. Стал здоровый, просто гора мускулов. Хвастался, что занимается бодибилдингом, мол, это единственный способ добиться уважения, не стреляя в людей.
— У него закончились деньги?
— Он сказал, что мир изменился. Никто уже не хочет играть в войну. Ни у кого больше нет денег на войну. Он сказал, что они с Бюси все потеряли. А мы с Рюпертом неплохо устроились, он так и выразился — «неплохо
— Вы дали ему денег?
— Остаток долларов я в восемьдесят пятом зарыл в землю, на ферме, которую купил для детей. Я лошадей развожу.
— Жена никогда не спрашивала, откуда у вас деньги?
— Я сказал ей, что получил наследство.
— Значит, вы выкопали деньги?
— Они все сгнили. Меченый жутко взбесился, сказал, что надо было закапывать деньги в целлофановых пакетах. Мне тогда показалось, что он меня пристрелит. Потом он велел мне добыть ему денег. Я объяснил, что все деньги вложены в ферму, наличными осталось только сто тысяч. Он велел мне снять их.
— И вы сняли?
— Да.
— А потом они уехали?
— Да. А под конец пригрозили, чтобы я держал язык за зубами. Я знал, что увижу их снова. Но потом увидел фото Рюперта в газете и сразу все понял.
— Тогда вы приехали в Кейптаун?
— Что еще мне оставалось делать? Прошлое постоянно напоминало о себе. И ведь я знал, с самого начала знал, с того дня у самолета. Прошлое никогда меня не отпустит».
59
Хоуп Бенеке пришла вечером.
— Он должен отдыхать! — возмутилась медсестра.
— Она и так целую неделю ждет, — вступилась за гостью Джоан ван Герден.
— На сегодня она — последняя.
— Обещаю.
Как будто он сам не имел права голоса.
Мать и медсестра вышли, а Хоуп вошла.
— Ван Герден, — сказала она, оглядывая капельницу, выключенные сейчас мониторы, повязки и черные круги у него под глазами. Взгляд у нее затуманился.
Он посмотрел на нее и кое-что заметил: какую-то тень, неясный отблеск. В ней что-то изменилось. Осанка, посадка головы и шеи. Что-то сдвинулось.
Ван Герден подумал: она утратила невинность. Она увидела зло.
— Как мне вас отблагодарить?
— В тумбочке, на нижней полке, — ответил он. После кислородной маски голос был какой-то чужой. Ван Герден не хотел, чтобы она благодарила его, потому что не знал, как реагировать на ее благодарность.
Хоуп смутилась, удивилась, но все же нагнулась и открыла металлическую дверцу.
— Там документы.
Хоуп Бенеке вытащила конверт.
— Вы имеете право знать, — сказал ван Герден. — Вы и Крошка. Но потом документ нужно уничтожить. Я обещал Яуберту.
Она просмотрела первые страницы и кивнула.
— Не надо меня благодарить.
На ее лице отразился целый спектр эмоций.
— Расскажите лучше про себя… как вы?
Она присела у кровати.
— Начала ходить к психотерапевту.
— Хорошо, — одобрил ван Герден.
Она отвернулась, потом снова посмотрела на него:
— Мне нужно кое-что вам сказать.
— Знаю.
— Но это может подождать.
Ван Герден ничего не ответил.
— Кемп передает вам привет. Говорит, насчет вас можно не беспокоиться. Мол, сорняки живучие.
— Кемп! — Ван Герден покачал головой. — Такой чуткий, такой заботливый.
Хоуп криво улыбнулась.
— Вам надо отдыхать, — сказала она.
— Все только и твердят мне это.