Смерть на выбор
Шрифт:
Раздавив валявшийся на ковре шприц ногой, я поднял нож и положил к себе в карман. Москит был в глубоком нокдауне, единственным признаком жизни было быстрое затрудненное дыхание. Зрачки закатились, полуприкрытые глаза были белыми и пустыми, как у мраморной статуи. Затылок его упирался в стену, и мне пришлось оттащить от нее его отяжелевшее тело, чтобы он, чего доброго, не задохнулся. Он остался лежать на полу, носки его черных замшевых туфель торчали в разные стороны.
За спиной у меня щелкнул замок ванной комнаты. Я стремительно выпрямился и обернулся.
— Привет, привет, привет, — пробормотала она. — Привет, привет. — Потом, заметив револьвер у меня в руке, сказала без всякого страха или любопытства: — Не стреляй, ковбой, я сдаюсь. — Руки ее дернулись вверх, полуобозначив капитуляцию, и бессильно упали вдоль бедер. — Сдаюсь на милость победителя, — промолвила она, пошатнувшись.
Я спрятал револьвер и взял ее под локоть. Лицо ее не изменилось. Я узнал это выражение застывшего ожидания. Точно такое же я видел на лице человека, падающего с пулей в сердце.
— Пусти меня, злодей, — без всякого чувства сказала она и опустилась на край кровати. Только сейчас она заметила Москита, лежавшего в полушаге от нее. Она тронула его ногу носком своей, с красными маленькими ноготками. — Что случилось с маленьким негодяйчиком?
— Он упал и ушибся. Бедняга.
— Бедняга, — эхом отозвалась она. — Жаль. Жаль, что он не ушибся насмерть. Дышит еще. Смотри, он искусал меня. — Она оттянула ворот пижамы и показала мне красные следы зубов у нее на плече. — А мне было не больно, ха-ха. Я была за тысячу миль отсюда. За десять тысяч миль. За сто тысяч, — нараспев говорила она.
— Где же ты была, Рут? — прервал я ее.
— На моем островке, на островке, который всегда меня ждет. Крошечный белый островок посреди глубокого синего моря.
— Ты была там одна?
— Одна, совсем одна, — улыбнулась она. — Я запираю дверь на ключ, задвигаю щеколду, набрасываю цепочку, сажусь в кресло, и никому до меня не добраться. Никому на свете. Я сижу и слушаю шум прибоя и никому не открываю, пока не приходит отец. Потом мы уходим к морю собирать раковины. Мы берем только самые красивые — розовые, красные, пурпурные, — только самые красивые и большие раковины.
Никто не знает, где они лежат, — лишь я одна. Лишь я одна... — Голос ее замер. Она подтянула ноги к подбородку, прикрыла глаза и стала плавно раскачиваться взад-вперед на волнах далекого моря.
Дыхание лежащего на полу человека стало ровнее и глубже, глаза закрылись. Я отправился в ванную за стаканом воды. На полу перед раковиной была разбросана одежда Рут. Вернувшись, я плеснул Москиту в лицо из стакана. Маленькие черные глазки быстро открылись. Он фыркнул и стал отплевываться.
— Опля! — сказал я и посадил его, прислонив спиной к стене.
— Тебе это так не пройдет, старина, — прошептал он.
Не обращая на него внимания, я повернулся к девушке.
— Ты видела Спида? — спросил я.
— Спида? — отозвалась она откуда-то издалека. Лицо ее было гладким и непроницаемым, точно створки захлопнувшейся раковины, прислушивающейся к собственному шуму.
Москит с трудом поднялся на четвереньки.
— Молчи, это бандит! — выдавил он. Похоже, Москит что-то знал.
Я вцепился в его галстук и воротник и поднял его на ноги, протащив спиной по стене. Он мешком повис у меня в руках, боясь сопротивляться.
— Тогда ты скажешь мне сам, где Спид, — процедил я.
Он попытался отвернуться, елозя мокрой головой по штукатурке.
— Не знаю никакого Спида, — пропищал он, точно попавшая под каблук крыса. — Забирай свои вшивые доллары и уби... убирайся! — Лицо его снова побагровело, дыхание со свистом вырывалось из глотки.
— Нет, так легко не отвертишься. — Я чуть ослабил пальцы на его горле. — Мне нужен Спид, слышишь?
Он попытался плюнуть мне в лицо. Пузырящаяся беловатая слюна потекла по его подбородку. Я стал медленно сжимать ему горло. Это отвратительное насекомое напрашивалось, чтобы его раздавили.
Задыхаясь, он слабо затрепыхался у меня в руках.
— П-пусти!
Я отпустил его, и он рухнул на четвереньки, кашляя и мотая головой из стороны в сторону.
— Где Спид? — повторил я.
— Не знаю, — пробормотал он, ползая у меня в ногах, как собака.
— Слушай, что я тебе скажу, Москит. Ты мне очень не нравишься. И твой бизнес — тоже. Дай хоть маленький повод, и я изобью тебя до полусмерти. А потом позвоню в полицию, и тогда тебе долго не видать свободы.
Он смотрел на меня сквозь спутанные волосы.
— Не пугай, тебя еще самого загребут за хулиганство.
— Вряд ли. — Я показал ему свое удостоверение. — Итак, понял, что я с тобой сделаю, если не скажешь, где Спид?
— Ладно, — буркнул он, — твоя взяла.
Он медленно встал на ноги. Пока он расчесывал волосы и надевал зеленое твидовое пальто, я держал его на мушке. Он задул спиртовку и спрятал ее в ящик шкафа.
Рут по-прежнему сидела на кровати, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь. Проходя мимо, я чуть подтолкнул ее. Она завалилась боком на кровать и замерла, подтянув ноги к подбородку.
Москит запер дверь, и я забрал у него ключ, прежде чем он успел опустить его в карман. Он стоял, прижавшись спиной к двери. Злость на его лице уступила место отупелому страху. Красная лампа на потолке светила на него, точно маленькое тусклое солнце, соразмерное его крошечному мирку.
— Так, — сказал я. — С портье не заговаривать, даже не смотреть в его сторону, понятно? Где скрывается Спид?
— Он живет на берегу залива, в летнем домике. Не тащите меня туда. Он меня убьет.
— Ты не за себя, а за него беспокойся. Если не соврал мне, конечно.