Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается
Шрифт:
В тот вечер Стефан поздно поднялся к себе. Он очень устал за день, а изучение материалов отняло у него много времени. Тем не менее ему не хотелось спать. Немного побродив бесцельно по комнате, он уселся в кресло и закурил сигарету, пытаясь сосредоточиться. Если бы здесь оказался случайный наблюдатель, он увидел бы совершенно другого Стефана, отличающегося от того самонадеянного молодого человека, который за чашкой кофе так уверенно провозгласил о своем намерении поставить на место страховую компанию. Наедине Стефан был все, что угодно, но только
Докурив сигарету, он наконец начал раздеваться. Он положил папку с газетными вырезками на комод, открыв ее на отчете, и время от времени отрывался от процесса раздевания, чтобы снова заглянуть в него, когда ему в голову приходило новое соображение. Так и стоял, наполовину одетый, и изучал отчет, когда дверь тихо открылась. Он поднял голову.
— Анна! — воскликнул он. — Почему ты не ложишься? Ты знаешь, который час?
— Не могу заснуть, — пожаловалась она. — Услышала, что ты ходишь, и поняла, что ты тоже не спишь.
Она вошла, одетая в ночную пижаму, и присела на его кровать, в раздумье покачивая ногами. Глядя на нее, Стефан не в первый раз задумался, понимает ли Мартин, как ему повезло.
— Дай мне сигарету, — попросила Анна.
Он молча достал сигарету и прикурил ее для сестры. Она заговорила только тогда, когда до половины докурила сигарету.
— Стефан!
— Да?
— Слушай, ты говорил серьезно там, в гостиной, правда?
— Конечно серьезно.
— И все так же серьезно настроен?
— Разумеется. А почему нет?
— Не знаю. Но ты выглядишь таким озабоченным.
— Ничего удивительного. Я действительно встревожен. Чертовски встревожен.
— Из-за этого? — Она указала на открытую папку, лежащую на комоде.
Он кивнул.
— Но ведь заключение было ошибочным, разве нет? — настаивала она.
— Да, безусловно, ошибочным. Мы ведь с этого и начали, верно? И все равно, будь я проклят, если понимаю, какой еще вывод они могли сделать при таких показаниях. Взгляни, например, сюда...
— Нет, не желаю об этом слышать, только не сейчас. Я выберу как-нибудь время, если смогу тебе помочь. Только, Стефан, я хотела убедиться, что ты не... что ты не потерял решимости, вот и все.
— Потерял решимость? Вот это мне нравится! Нет уж, не дождешься!
— Тогда все в порядке. — Она вдруг усмехнулась. — Ты выглядишь настоящим волевым мужчиной, даже в этом смешном нижнем белье. До тех пор, пока ты считаешь, что это дело стоит того, чтобы им заниматься...
— Я в этом чертовски уверен! Ты хоть понимаешь, в каком бедственном положении мы окажемся, если не сделаем это?
— Ах да, деньги! Я об этом не думала.
— Ну, зато можешь быть уверена, что я подумал.
— Ты всегда так гоняешься за деньгами, верно, Стефан? Еще с тех пор, как мы были маленькими. Но меня не это беспокоит. Просто я не могу смириться с мыслью, что люди говорят об отце...
— То есть то, что дядя Эдвард называет позорным пятном?
— Если хочешь... но это серьезнее, правда! О, я не могу этого выразить, но чувствую, что у бедного старенького папы было достаточно неприятностей, когда он был жив, и мы должны хотя бы отчасти компенсировать ему это теперь, когда он умер, если сможем остановить отвратительные пересуды людей насчет него. Я имею в виду, как-то защитить его имя, понимаешь? Тебе это кажется не таким уж важным, да?
— Да.
— Что ж, ничем не могу помочь. Я и не надеялась, что ты поймешь. Видишь ли, на самом деле я любила отца, только он никогда не давал мне возможности проявить свою любовь, а ты, на мой взгляд, по-настоящему ненавидел его, и тебе даже не приходило в голову скрывать свою ненависть. Вот, собственно, и вся разница между нами.
— Я не согласен с тобой, — возразил Стефан. — То есть что касается ненависти к отцу. Ты не имеешь права так говорить.
— Извини, Стефан. Я не хотела задеть твои чувства.
— Никаких чувств у меня нет. Согласен, я не ладил с отцом, но не больше, чем ты. Кажется, мы просто не умеем находить общий язык с нашими стариками. Возьми, например, дядю Артура.
— Дядя Артур не в счет. Он был ненормальным. Его завещание только доказывает это. А папа другое дело. Он изо всех сил старался для нас, но у него всегда это выходило как против шерсти. И дело не только в нас. Казалось, он испытывал что-то вроде неприязни к жизни.
— Вот именно. Именно это и выяснило жюри, ведь так?
— Но он никогда не пытался спрятаться от жизни — вот в чем дело. И чем меньше нам удавалось сделать его счастливым, когда он был жив, тем больше наш долг...
— Сделать его счастливым сейчас, когда он умер? — не удержавшись от усталого зевка, подсказал Стефан. — Извини, Анна, но твоя теория загробного возмещения горестей не кажется мне привлекательной. Лично я считаю, что, если вообще отец сознавал, что с ним происходит, он скорее обрадовался бы умереть, как бы он не умер... К счастью, не имеет большого значения, кто из нас прав.
— Да, наверное, не имеет. Хотя я бы предпочла, чтобы мы с тобой одинаково смотрели на вещи. Это многое бы упростило.
— Милая моя сестренка, хоть однажды постарайся быть практичной. Мы же с тобой хотим одного и того же, разве не так?
— Да. С моим стремлением очистить память отца и с твоим твердым решением не упустить свой главный шанс мы должны составить довольно крепкую команду. Не считая Мартина.
— Да, конечно, — небрежно сказал Стефан. — Я и забыл о нем.
— Ладно, только в будущем постарайся о нем не забывать. — Неожиданно в голосе Анны прозвучали опасные нотки: — Не сомневаюсь, если бы ты мог, то с удовольствием бы это сделал.