Смерть никогда не стареет
Шрифт:
– Честно говоря, я пришел, чтобы расспросить вас об убийстве вашей соседки Анны Чекулаевой три года назад, – решил я раскрыться об истинной цели своего визита. – Вы помните, как все было?
– А чего же мне не помнить, с памятью у меня, слава богу, все в порядке, – услышал я в ответ.
– Значит, вы помните тот день, когда убили Анну Чекулаеву? – быстро спросил я.
– А каким боком это интересует собес? – в свою очередь, спросила Дробышева.
– Никаким, – ответил я. – Это интересует меня…
– А-а-а, – протянула старушка, пытливо разглядывая меня, как будто только что увидела. – Ну помню я тот день…
– А что именно
– Ну что… – задумалась старушка. – Помню, что встала я рано. Я всегда рано встаю…
– Рано – это когда? – быстро спросил я.
– Это в шесть часов, – ответила Дробышева. – Стариковский сон чуткий да недолгий…
– И что было потом? – снова спросил я.
– Потом все было, как обычно… – старушка пожевала губами. – Кашки манной покушала с молочком. Я завсегда ее по утрам кушаю: привычка. В окошко посмотрела, потом новости по телевизору послушала. В телевизоре теперь все равно смотреть нечего, можно просто слушать. Как радио… А после, часов около десяти, услышала из кухни какой-то шум за входной дверью. Ну я подошла к двери-то, прислушалась: чу, на нашей лестничной площадке ругается кто-то. Я посмотрела в глазок и вижу: это Аня Чекулаева с нашим алкашом ругается. С Сашкой Павловым. Он нам всем уже своими пьянками до чертиков надоел. Водит к себе кого попало. И они там у него шумят, ругаются. Ну и пьют, и курят, как трубы иерихонские. Того и гляди, что вскорости весь наш подъезд сожгут по пьянке вместе с жильцами. Не слыхали, недавно на Лубянке пожар был?
– Нет, – пожал я плечами.
– Там тоже одна квартира загорелась, – продолжила старушка. – Так покуда пожарные ехали, два этажа напрочь выгорело. Занялось вмиг. Леты-то нынче вон какие жаркие. Сушь кругом.
– Вы правы, – сказал я и нетерпеливо добавил: – А о чем Чекулаева с Павловым ругались?
– Ну слово в слово я, конечно, не скажу, – произнесла Дробышева. – Ну Аня ему что-то говорит, а он ей очень грубо отвечает. Что отвечает – не разобрать. Ведь в подъезде акустика плохая, не оперный театр! А из разговора только и слышно, что бу-бу-бу да бу-бу-бу. А потом этот Павлов как заорет: «Ты бы лучше за своим мужиком следила, чем меня жизни учить. Смотри, – говорит, – как бы он от тебя к молоденькой не свалил».
– Это к какой такой молоденькой? – встрепыхнулся я, поскольку в голове промелькнула вполне объяснимая мысль: «Уж не к Жанне ли мог свалить Чекулаев»? Поскольку мне еще в разговоре с Чекулаевыми показалось, что Валентин и Жанна знакомы более долгий срок, нежели два года. Значит, они оба врут, что познакомились только через год после смерти Анны Чекулаевой? И знакомство Жанны и Валентина состоялось, когда Анна была еще жива и здорова? А может, это было не только знакомство? Все-таки как правильно, что я зашел к этой старушке, а?
– А я почем знаю, – глянула на меня Дробышева. – Это Павлов так сказал, а не я.
– То есть никакой молоденькой девицы вместе с Валентином Чекулаевым вы никогда не видели? – спросил я.
– Нет, не видела, – ответила Дробышева. – Может, Павлов это так сказал, со зла, чтобы Ане досадить.
– Может, и со зла, – произнес я, соглашаясь. – Хорошо. А что потом было?
– А что потом, – старушка снова пожевала дряблыми губами. – Павлов еще что-то сказал, но я уже не расслышала. А Анна ему: «Да как вы смеете, – дескать, – мне такое говорить!» Ну он послал ее куда подальше и стал спускаться с лестницы. На этом все и закончилось…
– А Анна? – посмотрел я на старушку.
– А что Анна… Домой пошла, – ответила та.
– Она что, нигде не работала? – поинтересовался я.
– Нет. Муж ее достаточно зарабатывал, так что она сидела дома, – ответила старушка.
– Ну а потом? – продолжал допытываться я. – Вы ничего не видели и не слышали?
– Это когда Анну убили? – спросила Дробышева.
– Да, – сказал я.
– Да придремала я, – виновато ответила старушка. – И проснулась, когда уже мили… полиция приехала…
– Понятно, – произнес я. – Что ж, большое спасибо за беседу.
– А как насчет коммунальных услуг-то? – вскинула на меня взгляд старушка.
– А что коммунальные услуги?
– Они что, так и будут расти? – нахмурилась Дробышева.
– Боюсь, что да, – ответил я.
– И когда это безобразие закончится? – спросила она.
– Думаю, что никогда… – сказал я. – По крайней мере, покуда власть не сменится. И снова не настанет социализм.
– Поскорее бы уж, – просительным тоном произнесла старушка. – А то сил терпеть все эти безобразия нет уже никаких.
– Понимаю, – сказал я. – Еще раз спасибо. И до свидания.
– До свидания, – сказала старушка и, проводив меня до двери, открыла ее, выпустила меня и тихонечко закрыла.
Я пошел по своим делам, а старушка Дробышева осталась ждать возвращения социализма. Или просить Бога, чтобы он поскорее прибрал ее к себе…
Глава 7
Когда слезятся глаза и текут сопли, или В гостях у бывшего следователя Седых
Найти следователя Григория Александровича Седых, что вел три года назад дело об убийстве Анны Чекулаевой, оказалось не так просто. Почти весь понедельник двадцать пятого мая я был занят тем, что рыскал по Москве в надежде отыскать этого следака, однако он оставался неуловим.
Дело было в том, что в полиции Седых не работал уже год. Был уволен по причине служебного несоответствия, а иными словами, ввиду злоупотребления горячительными напитками. Причем прямо на рабочем месте. Конечно, такую информацию я получил не сразу, откровенничать со мной никто не собирался. А поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи моего хорошего знакомого подполковника Попенченко, который занимал в следственных органах весьма значимый пост с названием, пугающим даже честных следаков и оперов, – начальник отдела обеспечения собственной безопасности Главного следственного управления Следственного комитета РФ по городу Москве.
Хороший был мужик Виталий Зиновьевич Попенченко. Познакомился я с ним, когда он был еще старшим следователем Главного следственного управления Следственного комитета, а я вел журналистское расследование гибели известного продюсера Марка Лисянского, застреленного тремя выстрелами из пистолета в грудь и найденного возле мусорных баков на задворках престижного ресторана «Ерема». Признаться, не без его помощи мне удалось заполучить и выдать на гора материал, изобличающий убийцу: Наталью Валерьевну Аленину – одну из самых известных в девяностых годах актрису и даже лауреатку премии «Сильвер Хьюго», полученной на международном кинофестивале в Чикаго. Я тоже кое в чем помог Виталию Зиновьевичу. После чего мы выпили семисотграммовую бутылку настоящего французского «Камю Наполеон» и прониклись симпатией друг к другу. При расставании Виталий Зиновьевич сказал: