Шрифт:
Глава 1
Его величество случай, или Последняя встреча с хорошим человеком
Что бы ни говорили о Его Величестве Случае, который якобы решает все, однако всякая случайность в нашей жизни закономерна. То есть подчиняется общим законам, которые заложены в матрице возможностей. И если с вами что-либо происходит неожиданное, то возможность случившегося была предопределена загодя и находилась в одной из ячеек той самой матрицы. Поэтому я был уверен, что моя встреча с Нехватовым и то, что произошло дальше, ни в коей мере не являлось намеренностью. Все это было подстроено и выверено едва ли не посекундно, теми составляющими или невидимыми силами, что пишут сценарий жизни до нашего рождения. И контролируют их точное исполнение.
С
Геннадий Павлович был мужик что надо. Стоящий, как о таких говорят. Весовой. Перед сильными мира сего не прогибался, шапку перед ними не ломал, блага и привилегии не выпрашивал. Жил как все.
И газета была весьма приличной. Имела тираж тридцать тысяч экземпляров и освещала жизнь Москвы и москвичей во всем их многообразии: начиная от бомжей и заканчивая президентом. Собственно, на своем многообразии она и погорела, поскольку выдала скандальную публикацию о возможном разводе с супругой одного из главных политических фигурантов страны. После чего «Московский репортер» тотчас прикрыли. Так, как это обычно и делается с неугодными власти изданиями: нет газеты – нет проблемы! Ей попросту перекрыли кислород в плане финансирования. И еще рекламодателям «настоятельно рекомендовали» не давать в «Московский репортер» рекламу ни под каким соусом. Подавляющее большинство рекламодателей послушались, не пожелав ссориться с властями, что снизило для «Московского репортера» приток финансирования извне почти напрочь. Но какое-то время издание держалось на плаву: первые полгода была сокращена половина сотрудников, во втором полугодии крепко урезали зарплату, и вскоре газета из ежедневной превратилась в еженедельную. Так было, пока киоски не перестали ее брать, ссылаясь на то, что «Московский репортер», дескать, не покупают. Что было очевидной неправдой. Просто данная акция была следующим шагом по уничтожению газеты, который ее окончательно и добил, поскольку тиражи стали зависать, а газета стала приносить убытки. Примечательно, что указанный фигурант, из-за публикации о котором и произошел крах «Московского репортера», позже действительно развелся с женой. Так что «Московский репортер» пострадал за правду, что не являлось успокаивающим моментом…
В пятницу двадцать второго мая две тысячи пятнадцатого года я шел себе спокойно на службу в телекомпанию «Авокадо», где я тружусь уже седьмой год и нахожусь на хорошем (к чему излишняя скромность) счету, как вдруг меня окликнули по имени:
– Аристарх!
Я обернулся и увидел на автобусной остановке, мимо которой я уже прошел, нашего бывшего главного редактора Геннадия Павловича Нехватова. Он сидел на лавочке под остановочным навесом и махал мне рукой. Возле его ног стоял коричневый «дипломат» из кожзаменителя, популярный некогда у студентов вузов и мелкой чиновной сошки в конце семидесятых и в начале восьмидесятых годов прошлого столетия.
Я остановился, повернулся и пошел к остановке…
Шесть с половиной лет! Такой срок отделял нас от последней встречи, когда главный редактор «Московского репортера» Геннадий Павлович Нехватов собрал в своем кабинете нас, четверых патриотов газеты, что остались с ним до конца: двух корреспондентов – Вову Чикина и меня, корректора Полину Шлыкову и заместителя главного редактора и верстальщика в одном лице Витюню Жмуркина (я среди всех был самый молодой). И объявил нам безрадостную весть:
– Сегодня состоялся последний выпуск нашей газеты. Больше такой газеты – «Московский репортер» – не существует.
В кабинете Нехватова был накрыт прощальный, очень хлебосольный стол. С дорогущим вискарем, настоящим французским коньяком, кристалловской водочкой, черной и красной икрой, паштетами, жульенами, изумительной и явно недешевой рыбой холодного и горячего копчения, парной телятинкой, двумя жареными поросятами под хреном и прочими изысками и яствами. Завершал сервировку стола огромный торт, на котором разноцветным кремом не без юмора было выведено:
«МОСКОВСКОМУ РЕПОРТЕРУ – ПОЛНЫЙ КИРДЫК»
Таков был прощальный ужин, который дал нам напоследок Нехватов. Он как-то быстро напился, был очень шумным, пытался шутить, что у него всегда скверно получалось, а в этот раз особенно плохо. В конце застолья, когда уже ни есть ни пить и уж тем более шутить не хотелось, после «стопаря на посошок», он расцеловал нас всех и сказал, что для него было большой честью работать с нами, затем пустил пьяную слезу и запел с надрывом:
Черный во-ора-ан,черный во-ора-ан,что ты вье-есся надо мно-о-о-ой?Ты дабы-ычи-и а не дажде-есся,черный во-оран, а я не-е тво-ой…Меня долго преследовало ощущение тоски и безысходности, когда мы покинули редакторский кабинет, оставив в нем Геннадия Павловича одного. Ведь после окончания факультета журналистики газета «Московский репортер» была третьим изданием, из которого меня выперли. А если быть точнее, из которого мне пришлось уйти отнюдь не по собственной воле. На промозглом ветру теперь уже бывший корректор Полина Шлыкова с высшим филологическим образованием беззвучно заплакала, и слезы текли по ее щекам нескончаемыми ручейками. Тогда ей было пятьдесят два года. А вы наверняка знаете, каково это – устраиваться на работу в таком возрасте, когда большинство организаций при приеме на работу имеют возрастные дискриминационные ограничения для женщин в сорок – сорок пять лет.
Бывший теперь корреспондент Вова Чикин ринулся в кусты блевать, не столько от количества выпитого элитного коньяка и съеденного балыка, сколько от шока, вызванного столь скверной и печальной ситуацией, а бывший заместитель главного редактора и по совместительству бывший верстальщик Витюня Жмуркин просто шел и тупо смотрел прямо перед собой, вряд ли что-либо замечая.
После этой встречи я никого не видел. Хотя нет, была как-то встреча с Витюней Жмуркиным. Мы столкнулись случайно год назад на Белорусском вокзале, где он кого-то провожал. А я занимался тогда вагонами с евро, стоящими на запасных путях. И все. Больше никого из этой четверки я не видел. И тут – на тебе: Нехватов собственной персоной… На мой взгляд, он мало изменился. Ни седых прядей в густых волосах, ни землистого цвета лица. Ровным счетом ничего такого, что могло бы указывать на «сбитого летчика». Правда, костюм на нем был слегка помят и не по последней моде, и вряд ли он надел бы таковой, будучи главным редактором, но времена меняются, а вместе с ними видоизменяются и привычки.
– Геннадий Павлович! Здравствуйте. Вот так встреча! – Я был натурально рад, и это каким-то образом положительно подействовало на Нехватова, вид которого был до этого хмур и несколько озабочен. Лицо его просветлело, и едва заметная улыбка появилась на приятном полноватом лице. Учитывая его предыдущее угнетенное состояние, мое появление доставило бывшему главному редактору «Московского репортера», похоже, некоторую радость. – Вы чего тут?
– Я тоже рад тебя видеть, – произнес Геннадий Павлович и, привстав, пожал мне руку. – Да вот, автобус жду.
– А куда вы подевали свой «Фольксваген»? – спросил я, усаживаясь рядом. – В ремонте?
– Ага, – как-то быстро ответил Нехватов, глядя мимо меня. И я понял, что он говорит неправду. Только вот зачем?
– Ну как дела? – поинтересовался я, стараясь не замечать его померкшего взгляда.
– Дела? – Геннадий Павлович внимательно посмотрел на меня и задумался. Я прямо-таки нутром чувствовал, что он хочет мне поведать нечто важное, но не решается. Наконец он раздумчиво произнес: – Ты ведь все на телеканале «Авокадо»?