Смерть по ходу пьесы
Шрифт:
— А вы как думаете?
— Да кто его знает? В этом городе психов полно. Ну а какие-нибудь идеи у вас есть?
— Мы ведем расследование, — туманно ответил Карелла.
— И поэтому вы сюда и пришли?
— Да.
— Вы думаете, что это сделал я? — спросил Моргенштерн и расхохотался.
— Вы?
— Мне шестьдесят семь лет, — произнес Моргенштерн, отсмеявшись. — Три года назад я перенес инфаркт, мое колено, из которого двадцать лет назад удалили хрящ, начало болеть к непогоде, а вы думаете, что я напал в темном переулке на актрису из собственного театра? Совесть у вас есть,
Горничная поставила поднос, на котором находились чайная ложечка, вилка, нож, салфетка, стакан апельсинового сока, пустая чашка и блюдце, вазочка с тостами и джезва с горячим кофе. Карелла прикинул, что горничной, должно быть, не больше двадцати трех — красивая женщина с вишневыми глазами и с лицом цвета кофе с молоком. Детектив подумал, что горничная, должно быть, гаитянка — в последнее время появилось много эмигрантов с Гаити. Не произнеся ни слова, девушка покинула комнату.
Моргенштерн разлил кофе, придвинул детективу сахарницу и молочник. Карелла выпил сок и потянулся за тостом. Он намазал тост маслом, потом добавил земляничного джема и откусил. Хлеб был свежим, а тост — хрустящим и теплым. Кофе тоже был хорош — крепкий и вкусный. Карелла расположился как дома.
— В таком случае расскажите мне о театральном бизнесе, — попросил он.
— Вы хотите знать, стоило ли мне пырять ее ножом? — спросил Моргенштерн.
Похоже, происходящее по-прежнему его забавляло.
— Что-то вроде того, — согласился Карелла.
— Что-то вроде того, много ли я выиграл от ранения моей звезды и от того, что название пьесы теперь на слуху у всего города? — И Моргенштерн широко, безо всякой задней мысли улыбнулся.
— И дата премьеры тоже, — добавил Карелла.
— Правильно, шестнадцатое число, — сказал Моргенштерн. — В четверг вечером. За день до еврейской Пасхи и страстной пятницы. Это принесет нам удачу, вам не кажется? Двойной праздник. Ну так разрешите просто сказать вам, сколько я заработаю, если эта пьеса станет хитом сезона. А я допускаю, что вероятность этого достаточно высока. На следующей неделе мы попадем на обложку «Тайма», понимаете? В воскресный номер.
— Я об этом не знал.
— Ну, так или иначе, это превратилось в телевизионную драму с продолжением. Просто невозможно послушать новости, чтобы вам тут же не сообщили про Мишель Кассиди. Мишель Кассиди, Мишель Кассиди, повсюду Мишель Кассиди. А правда, что еще нужно телевизионщикам? Красивую девицу с большими сиськами пырнули ножом — конечно, они тут же это проглотили. На публике они заламывают руки, а в кулуарах куют железо, пока горячо. Я не удивлюсь, если они сделают из этого «мыльную оперу». Впрочем, я ничего против не имею. На самом деле, если вы хотите оказать мне большую услугу, — арестуйте кого-нибудь до премьеры. Чтобы история развивалась — понимаете?
— Вы собирались рассказать мне...
— Да, о моих финансах. Что я могу с этого получить? Почему я напал на Мишель, так?
— Я не говорил, что вы на нее напали.
— Я знаю, что вы этого не говорили. Я шучу. Я тоже не говорю, что это я ее ранил. Потому что я этого не делал.
— Очень рад это слышать, — сказал Карелла,
— Хотя моя доля в прибылях выглядит достаточно большой, чтобы оправдать это, — заметил Моргенштерн.
— Что оправдать?
— Убийство.
— Гм. А сколько составляет ваша доля?
— Именно об этом вы спросили с самого начала.
— А вы до сих пор мне не ответили.
— Если кратко, я получаю два процента со сборов, пятьдесят процентов от прибыли плюс оплата текущих расходов.
— И какие сборы вы ожидаете?
— Если мы переберемся в нижний город — вы хотите сказать? А мы таки переберемся, если пьеса будет пользоваться успехом. Тогда мы перейдем в театр на Стеме, на пятьсот мест. Самые дорогие билеты на обычную пьесу идут по пятьдесят баксов. С мюзиклами немного не так, там цена может доходить до шестидесяти пяти — семидесяти баксов, в зависимости от обстоятельств. Договоримся считать по пятьдесят баксов, тогда в среднем... Слушайте, что я морочу себе голову? У меня же все это посчитано.
— Посчитано?
— Да, мой менеджер делал для меня подсчеты на тот случай, если мы переберемся на Стем.
— Думаю, вы это предвидели.
— Ну, теперь я действительно это предвижу.
— Когда он сделал для вас эти расчеты?
— Вчера. Сразу после того, как Мишель была ранена.
— Ясно.
— Угу. Если вам понадобится копия этих расчетов, я вам ее вручу, когда вы соберетесь уходить.
— Был бы вам признателен.
— К вашим услугам, — ответил Моргенштерн.
— Ну так что показали расчеты вашего менеджера на тот случай, если вы переберетесь в Стем?
— В зал на пятьсот мест? Сборы могут составлять семьдесят тысяч в неделю.
— Другими словами, мистер Моргенштерн, если пьеса станет хитом, вы сможете загрести неплохой куш.
— Да, довольно неплохой.
— И сколько времени понадобится на то, чтобы компенсировать ваши затраты?
— При таких сборах? Тринадцать недель.
— После чего вы сможете получать пятьдесят процентов от прибыли.
— Да.
— А кто получает остальные пятьдесят процентов?
— Мои вкладчики.
— И сколько же их?
— Двенадцать. Если хотите, я могу дать вам их список.
— Сколько получает автор пьесы?
— Фредди? Шесть процентов.
— От какой суммы? За вычетом расходов или без оного?
— Безо всякого. Просто шесть процентов от сборов.
— Прибыльное дело, — хмыкнул Карелла.
— Если не считать того, что на каждую пьесу, пользующуюся успехом, приходится десяток провалившихся. Честно вам говорю — лучше вкладывайте деньги в кассу взаимопомощи.
— Я учту ваш совет, — сказал Карелла.
— Берите еще тост.
— Спасибо. Еще несколько вопросов, и я перестану компостировать вам мозги.
— А теперь вернемся к нашим баранам, — сказал Моргенштерн и снова улыбнулся.
— Насколько я понимаю, — начал Карелла, — вчера вечером...
— Ну, что я говорил?
Карелла улыбнулся. Он взял еще один тост, снова намазал и откусил. Прожевав, он сказал:
— Вчера вечером Мишель задержалась в театре на пятнадцать-двадцать минут. Все остальные уже ушли на обед, а она...