Смерть по ходу пьесы
Шрифт:
Нож злобно устремился вниз, и, когда Джози повернулась, чтобы скрыть этот треклятый удар от зрительного зала, его лезвие сверкнуло в точно нацеленном луче света. Нападавший исчез во тьме. Джози упала на сцену и застыла.
Потом, словно плакальщики на ирландской тризне, возникли остальные актеры, окружая упавшую Актрису. Детектив принялся опрашивать их всех так, словно она на самом деле была мертва — спросил у Режиссера, о чем они разговаривали во время обеда, спросил у Дублерши, не ссорились ли они в последнее время, а под конец повернулся к самой Актрисе,
— Спасибо, ребята. Похоже, начинает получаться, — подал голос Кендалл. — Теперь десятую сцену, и начнем разбор репетиции.
Когда актеры двинулись за кулисы, на сцену выскочил Джерри, все еще одетый в плащ и ту же широкополую шляпу.
— Ну как, босс? — закричал он, обращаясь в зрительный зал. — Достаточно устрашающе?
— Отлично, Джерри, — сказал Корбин. Кендалл искоса посмотрел на него.
— Прямо как у Хичкока, а? — спросил Джерри.
— Отлично, — снова повторил Корбин. Кендалл еще раз посмотрел в его сторону.
Некоторое время двое мужчин молчали.
— Правда, она очень хороша? — наконец произнес Корбин.
— Джози? Да. Она великолепна.
— Впервые эта сцена выглядела живой, — добавил Корбин.
Кендалл предпочел промолчать. До того, чтобы стать живой, пьесе было еще далеко. Сегодня вечером игра Джози дала ей хороший толчок, но пока Корбин не сядет и не перепишет эту дурацкую пьесу от начала и до конца...
— Даже жаль, — пробормотал Корбин.
— Что жаль?
— Что он промахнулся.
Двое мужчин вошли в театр в тот самый момент, когда Кендалл излагал актерам свои замечания. Оба они были в пальто и без шляп. Они прошли через вестибюль, а оттуда — за кулисы. В свете, падающем из открытой двери вестибюля и обрисовывающем силуэты пришельцев, Кендалл заметил, что у одного из них были светлые волосы, а у второго — темные. Оба пришельца были высокими, широкоплечими мужчинами примерно одинакового роста и веса, и обоим, по прикидке Кендалла, было немного за тридцать. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у блондина глаза цвета лесного ореха, а у темноволосого они темно-карие и чуть раскосые.
— Мистер Кендалл? — спросил блондин, небрежно перебив режиссера на полуслове, что весьма не понравилось Кендаллу. — Извините, что беспокою вас. Я — детектив Клинг из восемьдесят седьмого полицейского участка. Это детектив Карел-ла, мой напарник. — И блондин предъявил свой жетон.
Это не произвело на Кендалла ни малейшего впечатления.
— Мисс Кассили сказала нам, что, возможно, вы до сих пор репетируете, — произнес Клинг. — Мы подумали, что будет проще, если мы застанем вас всех одновременно.
— Понятно, — сухо откликнулся Кендалл. — А что именно будет проще, позвольте узнать?
— Нам нужно задать вам несколько вопросов, — сообщил Клинг.
— Послушайте, — приторно-любезно произнес Кендалл, — почему бы вам с вашим напарником не выйти в вестибюль и не посидеть на одной из стоящих там красных бархатных скамеек, а когда я закончу разбор репетиции — что я пытался сделать в тот самый момент, когда вы меня перебили, — мы все выйдем туда же и вместе с вами поиграем в сыщиков и грабителей, ладно? Вас это устраивает?
Внезапно в зале стало тихо, словно в склепе.
— Меня устраивает, — дружелюбно сказал Клинг. — А тебя, Стив?
— Меня тоже устраивает, Берт.
— Ну тогда мы так и сделаем, — сказал Клинг, — пойдем найдем эту красную бархатную скамью в вестибюле и посидим на ней, надеясь, что за то время, пока вы закончите разбор репетиции, человек, который ранил Мишель Кассиди, не смоется в Калифорнию. Вас это устраивает?
Кендалл озадаченно заморгал.
— Итак, мы вас ждем, — сказал Клинг, повернулся и двинулся к выходу.
— Одну минуту, — произнес Корбин.
Кендалл снова моргнул.
— Разбор репетиции подождет, — вздохнул Корбин. — Что вы хотите узнать?
Эта реплика придала ситуации сходство с той самой сценой, которая была примечательна исключительно своей скучностью и затянутостью.
— Вы выглядите уставшим, — сказала Шарин.
— И вы тоже, — откликнулся Клинг.
— Я и вправду устала.
Было уже около полуночи. Шарин позвонила в дежурку в одиннадцать и сказала, что она в городе...
Для любого уроженца этого города существовали Калмс-Пойнт, Маджеста, Риверхед, Бестаун — и Сити. Айсола относилась к Сити, хотя она и составляла всего пятую часть города. Шарин позвонила в дежурку и сказала...
...что она сейчас в центре и, если он по-прежнему хочет выпить кофе, они могут встретиться где-нибудь в верхнем городе, где она, собственно, и находится. Точнее, она сейчас в больнице Сан-Себастьяна. Потом Шарин обмолвилась, что она голодна как волк. Клинг сообщил, что он и сам еще не ел, и предложил одно недурственное местечко на Стеме. В половине двенадцатого — за пятнадцать минут до официального окончания смены — Клинг сломя голову вылетел из дежурки.
В настоящий момент Шарин поглощала пастраму с ржаным хлебом.
Она облизнулась и слизнула горчицу с губ.
— Я рад, что вы позвонили, — сказал Клинг. — А то я уже собирался выброситься из окна.
— Да ну?
— А что вы делали в Сан-Себастьяне?
— Пыталась перевести копа в больницу получше. Сегодня днем, сразу после того, как вы мне позвонили, одного офицера подстрелили между Денвером и Уэльсом...
— Девяносто третий участок.
— Да, девяносто третий. «Скорая» отвезла его в Сан-Себастьян, а это наихудшая больница во всем этом чертовом городе. Я добралась туда в шесть, выяснила, к какому врачу его направили, и забрала парня, пока его не прооперировали. Полицейские сопровождали нас всю дорогу до Буэнависты — с сиренами, с мигалками, — прямо как какую-нибудь крупную шишку.