Смерть после бала

Марш Найо

— Что случилось, сэр Герберт? — спросил Аллейн.

— Что он здесь делает? Мой Бог, теперь я понял… я понял…

— Что, сэр Герберт? Что вы поняли?

— Остановитесь! Я все скажу. Я сделал это. Я сделал это! Я признаю. Я признаюсь во всем. Я это сделал!

29. Кульминация

— Что вы сделали, сэр Герберт?

Это был голос заместителя комиссара, очень спокойный и прозаичный.

— Я спрятал письмо. — Каррадос посмотрел прямо в лицо жене. — Вы знаете почему. Если бы вы когда-нибудь заговорили о нем, стали сравнивать

меня с ним, если бы я узнал, что вы… Вы знаете почему.

— Да, я знаю почему, — сказала леди Каррадос.

— Ради Бога, джентльмены, ради всех святых, пусть это останется между нами, — сказал Каррадос. — Это дело касается только меня и моей жены.

— Это уже не только ваше личное дело, — ответил Аллейн. — Вы писали своей жене, шантажируя ее лишь для того, чтобы причинить ей боль? Разве вы не делали этого?

— Вы глупец! — закричал Каррадос. — Вы глупец! Это я страдал! Это я боялся, что именно так и случится! Письмо было украдено. Оно было украдено!

— Теперь, похоже, мы наконец-то сможет добраться до правды, — сказал Аллейн. — Когда вы обнаружили, что письмо пропало?

Каррадос переводил взгляд с одного лица на другое. На какую-то долю секунды Аллейн испугался, что он сейчас расплачется. Его губы дрожали, он сразу постарел. Наконец Каррадос начал говорить.

— Это случилось, когда мы вернулись из Ньюмаркета. В этот вечер я сидел один в кабинете. Бриджит весь день вела себя очень невнимательно по отношению к нам, бросив нас одних и отправившись куда-то с молодым человеком, которого я не одобряю. Моя жена встала на ее сторону. Я сидел совсем один в кабинете и смотрел на секретер. Мне показалось, что безделушки, стоявшие перед ним, были расположены не так, как обычно. Я подошел, чтобы поправить их, а потом открыл потайное отделение. Оно было пусто! Уверяю вас, письмо было там еще накануне! Я сам видел его. В тот день я был очень зол на жену. Она жестоко обращалась со мной. Я очень чувствителен, и мои нервы вконец расшатаны. Я одинок, ужасно одинок. Никого не волнует, что со мной будет. Она была так бездушна и невнимательна. И я пришел взглянуть на письмо, потому что оно несколько утешало меня. Оно было на месте поздно вечером накануне. А известно ли вам, кто был один в моем кабинете девятого мая?

— Да, — сказал Аллейн, — и я рад, что вы тоже вспомнили это. Это был мистер Коломбо Даймитри.

— Ага, — дрожащим голосом произнес Каррадос, — наконец-то, наконец-то мы добрались до правды.

— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказал Даймитри. — Сэр Герберт, наверное, не совсем здоров?

Каррадос повернулся и снова указал пальцем на Даймитри.

— Ты украл его, грязный даго! Я знаю, что ты его украл. Я подозревал это с самого начала. Но я ничего не мог поделать — ничего.

— Прошу прощения, мистер Аллейн, сказал Даймитри, — но я полагаю, что могу подать на сэра Герберта Каррадоса в суд за клевету. Это так?

— Я бы не советовал вам этого делать, мистер Даймитри. С другой стороны, я бы настоятельно советовал леди Каррадос предъявить вам обвинение в шантаже. Леди Каррадос, вы подтверждаете, что утром двадцать девятого мая, когда лорд Роберт Госпелл нанес вам визит, вы получили анонимное письмо?

— Да.

— Вы полагаете, что единственным источником, из которого шантажист мог получить эту информацию, было письмо, пропавшее в день смерти Пэдди О'Брайена?

— Да.

Аллейн вынул из кармана конверт и протянул его ей.

— Было ли анонимное письмо похоже вот на это?

Она быстро взглянула на него и отвернулась.

— Оно было в точности таким же.

— Если я скажу вам, что даму, передавшую нам вот это письмо, шантажировали так же, как и вас, и что у нас имеются доказательства того, что адрес на этом конверте написан рукой Коломбо Даймитри. вы предъявите ему обвинение в шантаже?

— Да.

— Все это ложь, — заявил Даймитри. — Я подам в суд за клевету.

Его лицо приобрело пепельно-серый оттенок. Он крепко прижал забинтованный палец к губам.

— Прежде чем мы пойдем дальше, — сказал Аллейн, — я хотел бы пояснить, что лорд Роберт Госпелл был посвящен во все подробности этой истории с шантажом. Он помогал Скотланд-Ярду в этом деле. У нас имеются его письменные показания, которые не оставляют ни малейшего сомнения в том, что мистер Даймитри взял деньги во время концерта в Констанс-стрит-холл, состоявшегося третьего июля. Лорд Роберт видел своими собственными глазами, как Даймитри забирал эти деньги.

— Он… — У Даймитри перехватило дыхание, его губы растянулись в жалком подобии улыбки. — Я все отрицаю, — сказал он. — Все. Я хочу послать за своим адвокатом.

— Вы сделаете это, мистер Даймитри, когда я закончу. Восьмого июня, два дня назад, леди Каррадос давала бал в Марсдон-Хаусе. Там присутствовал и лорд Роберт. Поскольку ему уже и так было много известно о мистере Даймитри, он решил разузнать побольше. Он наблюдал за мистером Даймитри и уже знал, каким образом осуществляется передача денег. Ему было также известно, что леди Каррадос была одной из жертв шантажа. Это так, леди Каррадос?

— Да. Я говорила с ним. Он знал, что именно я собиралась сделать.

— И что же вы собирались сделать?

— Оставить свою сумочку, в которой лежали пятьсот фунтов, в определенном месте в зеленой гостиной наверху.

— Понятно, — сказал Аллейн. — Итак, лорд Роберт видел, как Даймитри возвращал пустую сумочку леди Каррадос незадолго до часу ночи. В час ночи он позвонил мне и сказал, что теперь у него достаточно улик. Наш разговор с ним был прерван появлением некоего третьего лица, которое, несомненно, слышало по крайней мере одну весьма важную фразу, сказанную лордом Робертом. Спустя два с половиной часа лорд Роберт был убит.

Внезапно тишину, воцарившуюся в комнате, нарушили дикие вопли. Даймитри завизжал, как истеричная женщина, широко раскрыв рот. Все это продолжалось несколько секунд и так же быстро прекратилось. Аллейну показалось, будто машинист поезда потянул за веревку гудка и тут же отпустил ее. Даймитри стоял, все еще с открытым ртом, и указывал дрожащим пальцем на Аллейна.

— Ну, ну, успокойтесь, — сказал Фокс, шагнув к нему.

— Неправда! — воскликнул Даймитри, нервно щелкнув пальцами прямо перед носом у Фокса, а затем принявшись трясти ими, словно обжегся. — Неправда! Вы обвиняете меня в убийстве! Я не убийца! Я невиновен. Cristo mio, я невиновен, невиновен, невиновен!