Смерть приходит не оттуда
Шрифт:
– До завтра, – Леша немного колеблется и заглядывает внутрь ларька.
– До завтра, – мягко улыбается Кира и дверца захлопывается.
“Хорошо, что ей так повезло” думает про себя парень, “У нее увеличенный лимит на воду. Целых два литра! А вот мне куда так мало?”.
Недовольно бормоча себе под нос, парень переходит небольшую улочку и останавливается у наружного лифта дома номер сто шестнадцать. Опустившись до уровня минус тринадцатого этажа он минует длинный пыльный коридор, питаемый единственной тусклой лампой, укрытой железным плафоном, и оказывается у дверей хорошо знакомой квартиры. Стучать не приходиться – по ту сторону давно ждут его возвращения, и стоит шагам застыть у порога, как дверь отворяется и перед Алексеем возникает мужчина по имени Арсений, успевший
– Сколько осталось? – задумчиво произнес Арсений, не рассчитывая на ответ, так как сам его знал, но Алексей все же заговорил.
– Восемь дней осталось.
– И мы вдоволь напьемся воды.
– Вдоволь, друг.
Арсений и Алексей познакомились в тюрьме. Там они оба оказались за разбойное нападение на пункты розлива воды. Что поделать, если в чертовом 2449 году воды осталось так мало, что взрослому мужчине в сутки выделяют всего литр? Ни разбежаться, ни разгуляться, причем в буквальном смысле этих слов. Сплошные страдания от постоянно терзающей тело жажды. В этом суровом обществе плохо живется даже в добром здравии. Работы нет, хоть ты и не кусок мяса без рук без ног – все за тебя сделают дурацкие роботы. Так что остается людям? Два друга нашли ответ на этот вопрос. Пройдет всего восемь дней, и они вдоволь напьются воды.
Какое оно, ничего?
И снова столица. Место, в котором почти все одержимы деньгами. Толпы лиц носятся по улицам, и если заглянуть в их глаза, покажется словно там нет ни единой мысли, ни намека на человеческую душу, кроме яркой бегущей строки со словами: “Деньги, деньги, деньги!”. Однако Елизавета отличалась от толпы, которая уже не знала какую позу надо принять чтобы начальник выплатил долгожданную премию, а не выкинул на свалку бытовых отходов как поломанного робота-консультанта.
Мысли Елизаветы оказались заняты совсем другим. С тех пор, как на работе забарахлил биосканер, временами, помимо гистологии ей приходится самостоятельно ковыряться в трупах. А этим она не занималась со времен учебы в медицинском. Вообще, если быть точной, что-то поменялось в ней с тех пор, нечто, что теперь седало девушку чересчур задумчивой. Кто же мог предположить, что аутопсия, старательно забытая при помощи неумолимого течения времени принесет ей столько страданий. А извлечение органокомплекса! Как этот инопланетянин, эта огромная груда серо-зеленого мяса, зловонных органов, отделенная от остального тела и с диким грохотом шваркнутая на соседний стол, это чудовище из внутренностей может находиться внутри человека, внутри каждого человека, и даже в ней, и быть неотъемлемой частью, единым целом с кожей, лицом, и вдобавок работать под управлением головного мозга! Как могут ее более стрессоустойчивые коллеги с совершенно спокойной, а главное заинтересованной физиономией, выковыривать среди кишок почки, выпускать из желудков кислоту, или резать словно хлеб мозги, придерживая их сверху рукой, выискивать причину смерти, как выискивает преступника детектив, наблюдать воочию патологию.
Раньше Лизе явно жилось гораздо спокойнее. В приемку неспеша завозили труп, а она, не торопясь, при помощи робота-рабочего укладывала его в биосканер – робота побольше и значительно умнее. А дальше сканер делал все сам, и получив листок с заключением исследования Лизе оставалось только поставить свою подпись, печать, и спокойно усесться за микроскоп. Нет, биосканер вовсе никого не вскрывал со зверством мясника. Трупы заезжали внутрь и выезжали обратно в неизменном виде. На то они и сканер, а вот после аутопсии тела начинали выглядеть по-иному.
Но больше всего Елизавету беспокоило нахлынувшее чувство ожидания смерти. Она приблизилась, заглянула внутрь и не раз, и начала думать: что будет после ее смерти? Когда она окажется на таком же столе? Ведь этого не избежать, не спрятаться, не скрыться. Как медик, как современный человек, как женщина, хорошо знакомая с законами физики – науки, в пух и прах разбившей возможность существования Бога, она прекрасно понимала что после смерти ее ждет Ничего. Какое страшное слово – Ничего, когда ты с рождения учишься слышать, видеть, чувствовать. Как представить в своей голове всепоглощающее Ничего? Когда нет твоего сознания, нет твоих ощущений, боли, нет даже темноты, нет даже пустоты, даже вакуума. Лиза унеслась, прикрыв щелку глаз, в это ничего, пробуя его на вкус, трогая, прислушиваясь, пытаясь понять, куда все денется после смерти. Как она превратится в покладистую груду мяса, с которой можно делать все, что угодно: пилить, кромсать, вырезать органы, оставляя внутри пустоту.
Резкий скрежет сбоку и следующий за ним грохот заставил сознание девушки выйти из внезапного кошмара, надолго забыв о своих пугающих размышлениях.
На той стороне дороги торопился в ломбард один маленький мужчина. Он счастлив – осталось четыре дня до полета к червоточине, поэтому мужчина решил провести последние деньки на земле отрываясь по полной, заложив в ломбарде квартиру и получив взамен на квадратные метры приличную сумму денег. Они могли бы встретиться во второй раз на шаттле, но благодаря Лизе и ее размышлениям, мужчина больше никогда не увидит ее и не станет товарищем по путешествию к кротовой норе. Сама того не замечая, Елизавета вышла на проезжую часть, а один из электромобилей резко свернул налево, не желая причинить женщине страданий. Однако из-за внезапного поворота водитель перестал справляться с управлением и на полной скорости влетел в маленького мужчину, торопящегося в ломбард, превратив его тело в безобразным образом развороченное мясо. Отовсюду доносились вздохи, люди громко ахали и отворачивались, увидев во что превратилась жертва электромобильной катастрофы. Лиза же наоборот хладнокровно сделала несколько шагов по направлению к трупу, с единственной целью: мысленно спросить “Ну, какое оно, Ничего?”.
А всего семью километрами южнее, в районе, хорошо известном Алексею, рядом с домом номер сто шестнадцать, в закоулках метро происходило что-то интересное.
“Я могу улететь к звездам,
Или спуститься в бездны морские”.
Нет, не так.
“Я могу вознестись к небу,
Или кануть в морскую пучину”.
Опять не то!
“Я хочу вознестись к солнцу,
Или плыть в устрашающем море”.
– Да по-че-му у ме-ня ни-че-го не получается?! – надрывно вскричала Кира, как следует ударив по столу сжатыми кулаками. Стук тут же разнесся по помещениям метро.
Казалось, все в черепной коробке напряглось настолько, что вот-вот из ушей повалит черный дым, свидетельствующий об усердной работе тех шестеренок, что заставляют мысли с пулеметной скоростью проносится в голове. Однако стихи не получались, и Кира была готова разорваться от злости.
Вообще, в жизни девушки, помимо отсутствия таланта поэта случалось много неприятностей. Она получила огромное количество отказов от работодателей и перспективных женихов, а совсем недавно случилось куда большее горе: “Россия Космическая” приняла решение, что Кира им не нужна. Совсем бесцельными стали дни пребывания в метро и на работе, и девушка без устали задавала вопрос самой себе, что же будет дальше? Как ужасно сложится ее обреченная на лишения и невзгоды жизнь! Бедняге некуда приткнутся, а дальнейшее существование кажется серой массой одинаковых будней, и ни намека даже на малейшее счастье.
– Да! – Кира так громко крикнула в динамик смартфона, что сама того не желая заставила звонящего дернуться от испуга.
– Кира Сергеевна? Вас беспокоят из “России Космической”, – и не дождавшись утвердительного ответа, означавшего что на звонок ответил нужный человек, на том конце провода вновь заговорили, – В связи со смертью одного из участников у нас освободилось место на шаттле А1. Если хотите, можете присоединиться, мы берем вас в добровольцы.
– Да… Да! Конечно!
– Отлично. Тогда первого августа в десять утра.