Смерть приходит в конце

Кристи Агата

Ренисенб в недоумении замотала головой. После того как все ушли в дом, она осталась сидеть у воды, стараясь привести свои мысли в порядок.

Солнце стояло совсем низко, когда Хори, пересекая двор, увидел ее, подошел и сел рядом.

— Уже поздно, Ренисенб. Солнце заходит. Тебе пора в дом.

Его уравновешенный тон, как всегда, подействовал на нее успокаивающе. Повернувшись к нему, она спросила:

— Должны ли женщины в семье держаться заодно?

— Кто это тебе сказал, Ренисенб?

— Кайт. Они с Сатипи… — Ренисенб замолчала.

— А ты… Ты хочешь мыслить

самостоятельно?

— Мыслить? Я не умею мыслить. Хори! У меня в голове все перепуталось. Я перестала понимать людей. Все оказались вовсе не такими, какими я их считала. Сатипи, по моему мнению, всегда была храброй, решительной, властной. А теперь она покорная, неуверенная, даже робкая. Какая же она на самом деле? За один день человек не может так измениться.

— За один день? Нет, не может.

— А кроткая, мирная, бессловесная Кайт вдруг принялась нас всех учить! Даже Себек, по-моему, теперь ее боится. Яхмос, и тот сделался другим — он отдает распоряжения и требует, чтобы его слушались!

— И все это сбивает тебя с толку, Ренисенб?

— Да. Потому что я не понимаю. Порой мне приходит в голову, что даже Хенет может оказаться на самом деле совсем не той, какой я привыкла ее считать.

И Ренисенб засмеялась — таким вздором ей представились ее собственные слова. Но Хори даже не улыбнулся. Его лицо было серьезно.

— Ты раньше мало задумывалась о других людях, верно, Ренисенб? Потому что, если бы задумывалась, ты бы поняла… — Он помолчал, а затем продолжал:

— Ты замечала, что во всех гробницах всегда есть ложная дверь?

— Да, конечно. — Ренисенб не сводила с него глаз.

— Вот так и люди. Они создают о себе ложное представление, чтобы обмануть окружающих. Если человек сознает собственную слабость, неумелость и беспомощность, он прикрывается таким внушительным заслоном самонадеянности, хвастовства и мнимой твердости, что спустя время сам начинает верить в свои силы. Считает себя, а за ним и все считают его человеком значительным и волевым. Но как за поддельной дверью гробницы, за этим заслоном, Ренисенб, ничего нет… Поэтому только когда обстоятельства жизни вынуждают его, он обнаруживает свою истинную сущность. Покорность и кротость Кайт принесли ей все, чего она хотела: мужа и детей. Ей жилось легче, если все считали ее недалекой. Но когда ей стала угрожать действительная опасность, проявился ее настоящий характер. Она не изменилась, Ренисенб. Сила и жестокость всегда были в ней.

— Но мне это не нравится. Хори, — по-детски пожаловалась Ренисенб. — Мне страшно. Все стали совсем не такими, какими я привыкла их видеть. Почему же я осталась прежней?

— Разве? — улыбнулся ей Хори. — Тогда почему ты часами сидишь здесь, нахмурив лоб, думаешь, терзаешься сомнениями? Разве прежняя Ренисенб, та, что уехала с Хеем, так поступала?

— Нет. Ей не было нужды… — Ренисенб умолкла.

— Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос! Нужда — вот что заставляет человека меняться. Ты перестала быть той счастливой, бездумной девочкой, которая принимала все происходящее на веру и мыслила так же, как все остальные на женской половине дома. Ты Ренисенб, которая

хочет жить своим умом, которая размышляет о том, что представляют собой другие люди…

— Я все время думаю о Нофрет и удивляюсь, — медленно произнесла Ренисенб.

— Что же тебя удивляет?

— Почему я никак не могу забыть про нее… Она была плохой, жестокой, старалась обидеть нас, и она умерла. Почему я не могу на этом успокоиться?

— А ты и вправду не можешь?

— Не могу. Стараюсь, но… — Ренисенб умолкла и растерянно провела рукой по лицу. — Порой мне кажется, что я хорошо знаю Нофрет, Хори.

— Знаешь? Что ты хочешь этим сказать?

— Не могу объяснить. Но время от времени мне представляется, будто она где-то рядом, мне кажется, что я — это она, что я понимаю, какие чувства она испытывала. Она была очень несчастна. Хори, теперь я это знаю. Ей и хотелось причинить всем нам зло только потому, что она была так несчастна.

— Ты не можешь этого знать, Ренисенб.

— Знать я, конечно, не могу, но я это чувствую. Страдание, горечь, черную ненависть — все это я однажды прочла на ее лице и не поняла! Она, наверное, кого-то любила, но потом что-то произошло… Быть может, он умер.., или уехал, что и сделало ее такой… Породило желание причинять другим боль, ранить. Говори, что хочешь, но я чувствую, что все было именно так. Когда она стала наложницей старика, моего отца, и приехала сюда, а мы ее невзлюбили, она решила сделать и нас такими же несчастными, какой была сама… Да, именно так все это было!

Хори с любопытством смотрел на нее.

— Как уверенно ты рассуждаешь, Ренисенб. А ведь ты едва знала Нофрет.

— Но я чувствую, что это правда. Хори. Я ощущаю себя ею, Нофрет.

— Понятно.

Наступило молчание. Уже совсем стемнело.

— Тебе кажется, что смерть Нофрет не была несчастным случаем? — тихо спросил Хори. — По-твоему, ее сбросили со скалы?

Ренисенб всю передернуло, когда она услышала собственную мысль из уст Хори.

— Нет, нет, не говори так!

— По-моему, Ренисенб, раз эта мысль не выходит у тебя из головы, может, лучше произнести ее вслух? Ты ведь думаешь так, правда?

— Я?.. Да! Хори помолчал.

— И ты считаешь, что это сделал Себек? — спросил он.

— А кто же еще? Помнишь, как он расправился со змеей? И помнишь, что он сказал в тот день, в день ее смерти, перед тем, как бежал из главного зала?

— Да, я помню, что он сказал. Но не всегда поступки совершают те, у кого длиннее язык.

— Ты думаешь, что ее убили?

— Да, Ренисенб… Но это всего лишь предположение. Доказательств у меня нет. И я сомневаюсь, что доказательства найдутся. Поэтому и посоветовал Имхотепу считать ее смерть несчастным случаем. Кто-то столкнул Нофрет со скалы, но кто, нам не узнать.

— Ты хочешь сказать, что это может быть и не Себек?

— Возможно, и не он. Но нам, как я уже сказал, скорей всего не узнать этого. Так что лучше об этом не думать.

— Но, если не Себек, кто же тогда?

Хори покачал головой.

— Хоть у меня и есть мысли на этот счет, я могу ошибаться. Поэтому не буду их высказывать…