Смерть приходит за богачом
Шрифт:
Умирающий задрожал. Может быть, он увидел, что хотя Смерть и не пришла еще за ним, зато пришла Истина.
Кристина Мортимер всадила нож глубже:
— И ты посмел ехать за мной сюда? Послал своего наемника свататься ко мне? Хотел заставить меня забыть, какой это ужас — быть твоей дочерью? Видеть, как ты убил мою мать, моего брата, погубил все, что только мне было дорого на свете? — Кристина заморгала, и в ее глазах отразился панический ужас. Она судорожно огляделась и воскликнула, почти взвыла, не в силах сдержаться: — Зачем я здесь? Что я здесь делаю? Я не знаю… не знаю!
— Мисс Кристина! — Оберли хотел
— Нет, — произнес лорд Мортимер почти ясным, почти сильным голосом. — Нет, — повторил он, и мрачная складка губ искривилась на суровом лице подобием улыбки. — Не милосердие. Не для… не для того звал я тебя сюда, дочь. Никому ни разу в жизни не оказал милосердия… и для себя его не прошу. — Единственный глаз влажно блестел. — Никогда не испытывал его на себе и не понимаю его. Слабость. Костыль. Убей или будь убитым — вот как устроен мир. И даже мой отец… мы с ним дрались не на жизнь, а на смерть… потому что он пытался меня сломать… узнать, насколько крепко я сделан. Он запер меня в чулане. Ты говорила про карцеры, дочь? Запер в чулане… за какое-то мелкое нарушение своих правил. Я не мог выйти… не получал ни питья, ни еды… пока не попрошу прощения. И знаешь, сколько времени я пробыл там в темноте? В собственных моче и кале? Знаешь, сколько? — Он кивнул сам себе, будто гордясь тем давним детским триумфом. — Мне потом дворецкий сказал… пять суток и четырнадцать часов. Меня вынули оттуда вопреки желанию отца. И когда я достаточно поправился… меня посадили туда вновь. И на сей раз я продержался… почти неделю. Тогда я понял, дочь, я осознал, что мужчина — даже мальчишка, — не может выжить за счет доброго сердца. Единственное, что помогает выжить — это сила воли. Вот почему я сейчас жив. В эти самые минуты. Потому что я хотел видеть тебя, говорить с тобой и слышать, как ты говоришь, и я не умер бы, не удовлетворив это мое внутреннее требование.
— Убивай или будь убитым? — переспросила она. — Что сделала мама, что ты так на нее разозлился? Что тебе сделал Морган? Боже мой, отец… — голос ее сорвался: — Что сделала тебе я?
Лорд Мортимер не ответил. Быть может, подумал Мэтью, просто не мог.
— Мы для тебя были недостаточно хороши? — спросила женщина. — Недостаточно сильны?
Наконец прозвучал ответ — резким и гулким хрипом.
— Вы были слишком хороши для меня. Теперь-то я это вижу — в обратном зеркале… времени. А я был слишком слаб, чтобы позволить себе это… слишком слаб. А думал, напротив, что… очень, очень силен. Вот теперь смотри, дочка… каков я стал, и что у меня есть. Смотрите, — обратился он к Мэтью, Оберли и доктору, — как на предостережение, во что может превратиться человек… так и не вышедший до конца… из тесного темного чулана, мальчишка, который все еще живет там, в жутком безмолвии. До сих пор.
— Я не буду просить о милосердии, — произнес изъязвленный рот на блестящем от пота лице, — но я скажу… чего никогда не сказал бы своему отцу, и никому другому на этой земле. Я виноват. — Глаз закрылся, больной опустился на подушки. — Я виноват, — повторил он. — Я прошу прощения.
Кристина стояла неподвижно и смотрела на отца, не сводя глаз — Мэтью подумал, что такой взгляд мог бы плавить железо. Смотреть на нее было не легче, чем на старого лорда. И вдруг что-то изменилось в ее лице. Или глубже — трудно было сказать. Совершенно непонятно было, можно ли облегчить ее душу,
И в этот момент снизу раздался глухой троекратный стук дверного молотка.
Богач открыл глаз, стал судорожно ловить ртом воздух и искать взглядом Мэтью.
— Это он, — прошептал лорд Мортимер. — Пожалуйста, прошу вас, умоляю… задержите его. Хоть на несколько минут. Мы еще не закончили. Еще нет. Правда… дочь?
Она сделала вдох — долгий и прерывистый. Душа Кристины испытывала глубочайшую муку, но что-то — возможно, сила воли — заставляло ее бороться, выплывая из глубин ужаса.
— Нет, — ответила женщина тоже шепотом. — Еще нет… папа.
— Прошу вас, Корбетт… задержите его… еще чуть-чуть…
— Да, сэр, — кивнул Мэтью, повернулся, оставив в комнате Оберли и доктора Баркера, а сам спустился навстречу ночному визитеру, предполагая, что это может быть викарий или какой-то другой горожанин.
В прихожей стоял молодой и красивый мужчина, которого Бесс впустила в дом, и этот джентльмен в темном плаще и в треуголке с лиловой лентой улыбнулся Мэтью и сказал:
— Здравствуйте, сэр. Я к лорду Мортимеру.
— Лорд Мортимер болен.
— Да, конечно. Мне это известно.
— Болен смертельно, — уточнил Мэтью.
— Это мне также известно. Время не терпит, сэр. Не могли бы вы провести меня к нему?
— Вы хотите его видеть, чтобы?..
— Я хочу его видеть, — ответил молодой красавец с доброжелательной улыбкой, — чтобы положить конец страданиям.
Глава четвертая
Я НЕ АНГЕЛ
Может быть, Мэтью шагнул назад. Он не помнил точно, так ли все происходило. У молодого человека — возможно, двумя-тремя годами старше Мэтью, — было дружелюбное открытое лицо и непринужденная, любезная манера поведения. Руками в черных перчатках он аккуратно снял с себя треуголку. Его волосы оказались белокурыми, тонкими как шелк, а глаза — цвета дыма. Когда он расстегнул плащ, под ним был отлично сшитый черный сюртук и темно-лиловый жилет.
— Вы же не боитесь меня, мистер Корбетт? Или я ошибаюсь?
— Как? — переспросил Мэтью.
— Вы отшатнулись. Я сказал что-то такое, что вас встревожило?
— Мое имя. Откуда вы…
— Из Нью-Йорка, да? Красивый город. Оживленный. Нет-нет, я сам, — предупредил он Бесс, которая подошла принять плащ и шляпу. — Но спасибо. — Глаза цвета дыма снова вернулись к Мэтью. — Время позднее, сэр. У меня есть и другие дела. Пожалуйста, проведите меня к лорду Мортимеру.
Мэтью почувствовал, как дыхание сперло в легких.
— Кто вы такой?
— Всего лишь гонец, выполняющий неотложное поручение. Послушайте, я сейчас проехал приличное расстояние. Мне бы хотелось закончить дела с лордом Мортимером и как можно скорее пуститься в дальний путь. Такие вещи не следует откладывать.
— Такие вещи? Какие такие?
— Поручения вроде тех, что дано мне, — ответил красавец. Улыбка его не утратила ни капли своей открытости и приветливости, хотя глаза несколько потемнели. — Серьезно, сэр, это дело для меня очень важно. Я сожалею о болезни лорда Мортимера, но… — Он пожал плечами. — Это ведь тоже часть жизни?
— Ужасная ее часть, — осторожно сказал Мэтью.
Он не знал, что с ним произойдет раньше: подкосятся колени или снесет крышу ко всем чертям.