Смерть прототипа
Шрифт:
– Из Италии? – удивилась Диана.
– Да, она потом вышла замуж за итальянца.
– А в предполагаемые дни убийства тоже приезжала? – подал голос Калев.
– Нет. Была тем летом, и этим тоже.
– Проверяли?
Андрес даже обиделся.
– За кого ты нас принимаешь?
– А мотив у этих женщин был?
Андрес вздохнул.
– И да, и нет. Видишь ли, в чем дело. Роосте не повезло, он ровно год не дотянул до парламентской пенсии. Но после смерти его иждивенцы имеют
– Разведенные жены тоже? – удивилась Диана.
– Они нет, но дети. Итого четыре ребенка, с женой – три, с любовницей – один. Кстати, все четверо – девочки. И вот они, вернее, трое из них, те, кто еще не совершеннолетние, имеют. Пенсия – тридцать процентов от парламентской зарплаты.
– Каждой по тридцать процентов? – Диана была потрясена.
– Каждой.
– И сколько она, эта парламентская зарплата?
– Около двух тысяч евро.
– То есть, каждой по семьсот?
– То есть.
– Ничего себе! Мне бы такие денежки.
– И ты бы согласилась ради них выйти замуж за этого урода? – с укоризной в голосе произнес Калев.
– Нет, – ответила Диана кротко.
Но в душе у нее все клокотало – ну и страна! Старикам за квартиру нечем платить, а этот… Однако, тут же она обуздала себя. Она кто здесь? Гостья. Вот и сиди, и помалкивай.
– А как репрессированный он какие-то преференции имел? – спросил Калев.
– Имел, но это так, мелочь. Небольшое ежегодное пособие и право бесплатно посещать музеи.
Диана хихикнула.
– Сам он экспонат. Но когда его репрессировать успели? Ему что, сто лет?
– Калев имел в виду не сталинские репрессии, – пояснил Андрес.
– А что, есть и другие?
– Он же сидел. Как диссидент.
– Ах да! – вспомнила Диана. – Долго?
– Кажется, полгода. Началась перестройка, и всех быстро выпустили.
– А какого они возраста, эти девочки? – вернулся Калев к главной теме.
– Старшей двадцать пять, окончила университет, кстати, в Таллине, и осталась тут, к маме вернуться не пожелала.
– К отцу она ходила?
– Нечасто. Когда что-нибудь было нужно. Папа, у меня куртка износилась, хорошо бы купить новую, а зарплату я всю потратила. Не поможешь?
– Помогал?
– Иногда помогал, иногда нет. Он-то сам нежирно жил. Питался надеждами на богатое пенсионное будущее.
– Чем он вообще занимался? Как-то я совсем потерял его из виду.
– После того, как его политическая карьера завершилась, он создал фонд репатриации.
Калев, как раз собравшийся сделать глоток чаю, поперхнулся.
– От слов к делу. Большое учреждение?
– Маленькое, если не сказать крохотное: он сам и его приятель, одноклассник, бывший летчик.
– Но зарабатывали они хорошо?
– Он неплохо, летчик так себе. Но… – Андрес поднял указательный палец – Алименты!
– Скольким он платил? Со старшей ведь рассчитался?
– Да.
– А с остальными?
– С остальными не успел. Средней из трех, что от жены, сейчас двадцать один, она осталась в Тарту, студентка.
– Эта в столицу не захотела?
– Мамина дочка, как я понимаю. Изредка приезжала, ходила с сестрой в кино, на дискотеку, а вот с отцом встречалась редко, недолюбливала его, говорит, испортил маме жизнь. Она будет получать пенсию до окончания университета, то есть еще год.
– А чему она учится?
– По моей специальности.
– Кем хочет стать, адвокатом или прокурором?
– А вот этого я не спросил, не знал, что ты будешь интересоваться, – почесал Андрес затылок.
– Наверняка прокурором, – вставила Диана.
– Почему? – удивился Андрес.
– Элементарно, Ватсон. Раз она обвиняет отца, что тот загубил жизнь матери, значит, такая натура – прокурорская.
– Но маму же она защищает, – возразил Андрес.
– А это до поры до времени, – не сдалась Диана. – В какой-то момент и ее будет обвинять.
– В чем?
– Что загубила жизнь ей.
– Ладно, пошли дальше, – прервал Калев диспут о женской натуре.
Андрес сразу сосредоточился.
– Третьей – семнадцать, как и той, кто в Италии. У них возраст в точности совпадает, может, слышали?
– Слышали, – обронил Калев.
– Если в университет не поступят, вскоре ничего не получат. Если поступят, получат. Но если честно, как-то не верится, что кто-то из дочерей ради денег пошел на такое страшное преступление.
– На парричиду, – сказал Калев.
– Что-что? – не понял Андрес.
– Парричида – по-итальянски отцеубийство. – пояснила Диана. – Как ты знаешь, мой муж изучает сей язык. Италия – наша духовная родина.
– Духовная родина? Это еще почему?
Но Калев не захотел объяснять очевидное.
– А та девочка, кто ненавидела отца, в те дни не посещала Таллин?
– Представь себе, посетила, коротко, на полторы сутки. Но с отцом не встречалась. К тому же, у нее нет машины. И силенок нет, чтобы нанести удар, способный отправить нашего Роосте на родину прародителей.
– Так вы даже причину смерти установили?
– Конечно. Стукнули по голове, череп вдребезги. В этом жировоске все сохраняется, он явно этого не учел.
– Он?
– Ну, или она, если мощная баба.
– Да, пожалуй, ты прав, разбить череп – это не для слабосильных. А та, что в Италии живет? Штангой, случайно, не занимается?