Смерть сказала: может быть
Шрифт:
– Зина, уверяю вас, что это вовсе не входит в мои намерения. Напротив, я хочу вас оберегать.
– А я не нуждаюсь в том, чтобы меня оберегали. Единственное, о чем я прошу, это оставить меня в покое. В кои-то веки нашлось местечко, где я почувствовала себя уютно, так надо же – являетесь вы, чтобы все разрушить своими расспросами.
Высвободив руку, Зина отодвинулась от Лоба. После паузы она продолжила тихим голосом, как бы разговаривая сама с собой:
– Впервые в жизни я чувствую себя хорошо… в безопасности… вдалеке от других. Я перестала бояться. И не хочу ни о чем думать. Хочу жить – жить, как все люди.
Она умолкла, уставившись в одну точку взглядом обреченного.
– Как все люди! – повторила она.
До самой деревни Лоб не произнес ни слова. Он поставил машину на площадке, в тени, перед автомастерской. «Симка» была отремонтирована. Механик даже вымыл ее. Зина снова приободрилась и уселась за руль.
– Поезжайте вперед, – сказал ей Лоб. – Я догоню вас. Мне нужно купить кое-какие мелочи.
Он посмотрел ей вслед.
– Какая же она славная, эта малышка, – сказал хозяин мастерской. – Наверное, вы – друг семьи Фонвьей?
– Нет, супругов Нелли.
– Это одно и то же. Мы, местные, всегда называем их Фонвьей. Это фамилия матери мадам Нелли. Мне хотелось бы вам показать, что я обнаружил.
Он повел Лоба под навес, куда были свалены кузова машин, покалеченных в аварии, и вошел в комнатушку, служившую ему кабинетом.
– Смотрите!
Он протянул Лобу тщательно оттертую трубку.
– Видите! Разрез!
– Да, знаю. Трещина от наезда на камень.
– Ничего подобного, – возразил механик. – Я сравнил ее с другой такой же, которой с размаху врезались в кремень, что, к счастью, случается не часто.
Он стал вытаскивать ящики, один за другим, пока наконец не отыскал запропастившуюся трубку.
– Видите, – пояснил он, – надрез не гладкий… Камень искорежил металл… Края прорези в зазубринах… А теперь гляньте-ка на трубку «симки». Она без единой заусеницы, словно специально надрезана лезвием ножа.
– Послушайте, – возразил Лоб, – ну кому бы взбрело в голову забавы ради разрезать эту трубку?
Механик сдвинул на затылок просаленную кепку.
– Поймите меня правильно. Я не возвожу напраслины ни на кого персонально. А просто обращаю ваше внимание на факт, показавшийся мне странным.
– Похоже, дорогу недавно посыпали гравием…
– Совершенно верно. Однако подача масла в машинах надежно защищена. И нужно специально стараться…
– По-вашему, получается…
– Ни Боже мой! – запротестовал механик. – Просто я довожу до вашего сведения… и дело с концом. Вокруг завистников хоть отбавляй, разве я не прав? Им ничего не стоит резануть перочинным ножичком!…
Завистники! Возвращаясь на хутор, Лоб обдумывал это слово. Завистники!… Нет, не завистники, а преступник, и отныне сомневаться в этом уже не приходится. Лоб вернулся на хутор так быстро, как только мог. Скорее предупредить супругов Нелли! Держать военный совет, поскольку он, в полном душевном смятении, уже продумывал план защиты и. не признаваясь себе, полагался на Филиппа. Тот наверняка сумеет придумать, как отразить удар. Он человек практичный, сметливый, предприимчивый. Преступник! Нет, сам Лоб не подготовлен к борьбе с преступником. Конечно же не потому, что ему не хватало мужества. Но у него отсутствовала способность давать отпор. Вот почему он испугался. Оставив машину у гаража, он бегом поднялся к дому. Нелли сидел в гостиной один и курил трубку.
– Это злой умысел, – с ходу заявил Лоб. – Трубку перерезали намеренно.
– Да неужели? – воскликнул Нелли. – Пожалуй, такая версия мне больше по душе! По крайней мере, знаешь, что происходит.
Он встал и бесшумно приоткрыл дверь в прихожую.
– Вот они, – шепнул он. – Обсудим после ужина. Давайте все же поедим без треволнений. Сегодня потчуют дарами моря, обжаренными в сухарях. Я вам ничего не говорил.
Во время трапезы Филипп выглядел жизнерадостным, спокойным, остроумным. Зина то и дело заливалась смехом. Мари-Анн казалась совершенно беззаботной. Сам Лоб, частично рассеяв свои страхи благодаря винам Прованса, рассказывал о своих путешествиях, прочитанных книгах. Стоило ему захотеть – и он становился превосходным рассказчиком. Зина слушала его с явным удовольствием и даже не без гордости. Внезапно и так кстати наступил чудесный антракт, момент безмятежности, гармонии. В комнату через широкий проем окна вошел вечер, и свежий ветер, пахнувший землей, временами надувал занавески, как паруса. И тут со стороны фермы вдруг донесся рев быка. Лоб умолк, а Мари-Анн пошла и закрыла окно.
– А теперь баиньки! – распорядился Нелли. – Зина, помните, что вы нам обещали? Девять часов сна – и без всяких таблеток, да?
Они обменялись пожеланиями доброй ночи, и Зина поднялась в свою комнату. Сверху до их слуха донеслись ее легкие шаги. Достав бутылку арманьяка и три бокала, Нелли наполнил их до краев. – Итак? – вопросительно произнес он.
Глава 8
Лоб передал разговор, состоявшийся в автомастерской.
– Однако механик не может утверждать что-либо определенно, – заметила Мари-Анн.
– Разумеется, – сказал Лоб.
– По-моему, – вмешался Нелли, – сомнений больше нет. Некто покушается на жизнь Зины, и ей этот «некто» известен, даю руку на отсечение. Он уже неоднократно пытался ее убить. Поди знай, не скрыла ли она от нас другие случаи… По милости этого типа она и пыталась покончить с собой… Вот мое мнение! Если помните, я с самого начала подозревал что-нибудь вроде этого… Погодите, я еще не закончил. Это даже объясняет, почему она решила стать гидом, – это наилучший способ всегда быть на людях, постоянно переезжать с места на место. Убийца был вынужден подстроить аварию автобуса, а в Милане – нанять человека…
Мари-Анн, сложив ладони вместе, улыбнулась мужу.
– Бедняжка Филипп!… Какая богатая фантазия…
– То есть как? Но ведь я вовсе не фантазирую. Я сближаю факты во времени. Для чего, по-вашему, она устроилась в Ницце? Для чего же еще, как не для того, чтобы сбить с толку своего преследователя? Однако он отыскал ее и здесь. Тогда она предпочла покончить с этим раз и навсегда. Мы ее спасли. Но он по-прежнему где-то здесь… Отсюда и повреждение тормозной трубки, открытая загородка… Вы иного мнения, Эрве?
– Нет. Думаю, что дело обстоит если и не совсем так, то близко к этому.
– А мне кажется, вы занимаетесь грубой подтасовкой фактов, – возразила Мари-Анн.
– Но ведь Зинино самоубийство тоже грубое насилие над жизнью, – возразил Лоб, – и тем не менее факт налицо.
– А знаете, почему здесь она вновь обрела уверенность в себе? – спросил Нелли. – Потому что наш дом стоит изолированно, а людей, которые сюда при ходят, видно издалека. Чужака можно сразу распознать – по крайней мере, ей так кажется.