Смерть среди айсбергов
Шрифт:
– Уверена в этом, черт подери! Слишком много. Если я когда-нибудь видела пресытившегося кобеля, Кэмпбел, то это ты.
– Зато ты недостаточно пресытившаяся, – парировал он. – У тебя сейчас есть мужчина?
– А тебе всюду надо сунуть свой нос! В моей жизни много мужчин, достаточно, чтобы я чувствовала себя счастливой, если ты подыскиваешь себе работу. Это ответ на твой вопрос?
Кэмпбел нахмурился.
– Понятно, я тебе не нужен, твой календарь заполнен, – мрачно сказал он. – Можешь меня не вписывать.
Рэйчел коснулась его руки:
– Извини. Я не хотела. Просто ты... ну,
– Так же, как напросился на кита, да? Кажется, я много на что напросился.
Рэйчел убрала руку:
– Я уверена, глубоко внутри ты лучше, чем кажешься.
– Уверен, что и ты тоже.
– Иногда ты мне уже почти начинаешь нравиться, но в конце мы всегда ругаемся. Плохая совместимость, я думаю.
– Да-а.
– Ну, мы бы вообще не встретились, если бы по случайности не приехали на Ньюфаундленд, и скоро мы оба уедем.
Джек повернулся и увидел, что она искренне смотрит на него.
На какую-то секунду он подумал, что если попытается, сможет овладеть ею. Но он не пытался. Джек хотел ее, но тихий внутренний голос говорил ему, что он недостаточно хорош для Рэйчел, что она особенная. И даже если он не так плох, его попытка была бы ошибкой и возможно оттолкнула бы ее навсегда.
– Да, – сказал Джек.
Рэйчел вздохнула.
– Возвращаемся в город, – почти разочарованно сказала она.
8
Дом Хендри стоял на берегу среди других домов между двумя волнорезами. Позади него резко вверх поднимался холм, на вершине которого стояли баки с бензином, а от них тянулись трубы на заправочную станцию для лодок в гавани. Как и соседние дома, дом Хендри стоял на сваях, во время высокого прилива вода поднималась так высоко, что, если верить местным жителям, рыбу можно было ловить с задней террасы.
Дом был небольшим, но уютным – две спальни, одна для Энни и Пола, вторая для Джека. В просторной кухне было много дешевой фарфоровой посуды, плита и холодильник, который работал на сжиженном газе. В комнате, которая считалась столовой, стоял старый, шаткий стол – антикварная вещь, не имеющая никакой ценности. В гостиной на грубо отесанном полу лежал круглый плетеный ковер, о который то и дело цеплялся Джек, также там стояли старая кушетка ангорской шерсти с салфетками на спинке, два стула и кофейный столик. Рыбачьи сети, красные и зеленые бегущие огни и судовой канделябр придавали обстановке морскую атмосферу.
Соседка, миссис Поллак, сидела с Энни, пока Пола и Джека не было дома и оставалась поболтать после их возвращения. Это была широкоплечая и широкобедрая вдова лет шестидесяти или около того, с жесткими, неухоженными седыми волосами, которых никогда не касался парикмахер. Она была по-матерински добродушна и сразу понравилась Кэмпбелу. Пол, извинившись, отправился на кухню перекусить, а затем ушел в спальню.
– Энни поужинала, – сказала Джеку миссис Поллак. – Она храбрая девочка, дорогой мой. Нога у нее наверняка страшно болит, но это просто замечательно, как она держится. Мы таких зовем – хороший солдат. А ей есть от чего почесать голову.
– Извините?
– Ну, такой малышке, как она, трудно сидеть в чужом доме, в чужом городе и ждать, когда снова можно будет встать на ноги,
Энни попыталась улыбнуться брату, но она действительно выглядела маленькой и потерянной.
– Этот ваш кит переполошил всю деревню, – продолжала миссис Поллак. – То, как он лежал за волнорезом, напал на лодки и все остальное. Будто наблюдает и ждет. Людям неспокойно, хотя все вооружились и приготовились. Они хотят поговорить с вами, мистер Кэмпбел, о вашем ките.
– О МОЕМ ките! – раздраженно сказал Кэмпбел. – Что они собираются мне сказать, миссис Поллак?
– Разговор может быть неприятным, это все, что я знаю.
– Ты хорошо себя чувствуешь, малышка? – спросил Джек Энни, когда миссис Поллак ушла.
– Конечно.
– Ты совсем притихла.
– Притихла? Естественно, я притихла. И ты тоже.
– Да, – согласился Джек. – Нам всем надо хорошенько выспаться.
– Я все время думаю о Гусе, – сказала Энни. – Я скучаю по нему. Но давай не будем о нем говорить. Хорошо?
– Хорошо, мы не будем говорить о Гусе.
– И давай не будем говорить о ките тоже, ладно?
– Давай не будем даже ДУМАТЬ о ките.
– Вот уж дудки.
Джеку, хотелось, чтобы она улыбнулась, и он сказал:
– Знаешь шутку о гиппопотаме, Энни?
Она отрицательно покачала головой.
– Так вот, жил один человек...
– Терпеть не могу шутки, которые так начинаются: «Жил один человек...» – хихикнула Энни.
– Жил один человек, – продолжил Джек, – и ему пообещали целый горшок золота. Чтобы получить его, человеку надо было сделать всего одну вещь, совсем ПРОСТУЮ. Ему надо было всего лишь просидеть всю ночь на вершине горы...
– И?..
– И ни секунды не думать о слове ГИППОПОТАМ.
Энни какой-то момент молча смотрела на брата, глаза, как зеленые блюдца. Веснушки подчеркивали ее бледность. Вдруг лицо ее засветилось от смеха:
– А, я поняла! Как он мог не думать о слове гиппопотам, если условием было то, что он не будет о нем думать!
– Именно, – коричневая собачонка заскулила в ногах у Кэмпбела, он потрепал ее за загривок и посмотрел в глаза. – Ну а тебе что надо? – с нежностью спросил он. – Ты не можешь снова хотеть на улицу! О, господи, я понял. Я забыл покормить тебя! У меня просто никогда не было собаки. – Джек пошел на кухню, разговаривая с собакой, которая ни на шаг не отставала от него и беспрерывно виляла хвостом. – И что я должен тебе дать? Эти консервы, что в них, черт возьми?.. А, да, это еда, правильно, Собака? Вот, пожалуйста. Добавим немного воды, чтобы не было так сухо, верно, Собака? А ты любишь собачьи консервы? Ладно, ладно. Где, черт возьми, твоя миска, Собака?
– Я не знала, что ты любишь собак, – сказала Энни, когда Джек вернулся в гостиную, улыбка сделала ее похожей на прежнюю Энни.
– Я и не люблю. Я люблю Собаку, а не собак. Собака – хорошая собака.
– Что за детский разговор? Это ее настоящее имя – Собака?
– Нет. Я забыл настоящее, а она мне не говорит, поэтому я зову ее Собака, – собака вернулась из кухни и села у ног Кэмпбела.
– Ну и имя. Я предполагаю, она зовет тебя Человек. Ну, собака определенно тебя полюбила. Никогда не видела, чтобы собака так быстро привязывалась к человеку.