Смерть в Голливуде (Происхождение зла)
Шрифт:
— Я сотню раз с тех пор пыталась поговорить с Роджером, но он наотрез отказывался обсуждать содержание их беседы с отцом. Утверждал, что говорили о пустяках. Тогда я прямо высказала ему, в чем состоит его долг по отношению к покойному, с которым его всю жизнь связывали и дружба, и бизнес. Я заявила, что убеждена в том, что папу убили, причем убийца знал о папином больном сердце и специально довел его до инфаркта. Я потребовала сообщить мне содержание записки. Он с невинным видом пожал плечами: «Какой записки?». Тогда я поняла, что ничего от него не добьюсь. Либо он насмерть перепуган, либо это его обычная манера любыми способами подавлять всех вокруг, держать всех в зависимости от себя и чувствовать от этого свое превосходство. Ясно одно — за всем этим кроется что-то очень серьезное, но Роджер намерен держать язык за зубами.
— Как
— Роджер не доверяет никому, — мрачно ответила Лаурел. — Но если уж ему взбредет в голову открыть душу, то будьте уверены, доверенным лицом окажется кто угодно, только не Делия.
— Значит, супруги не ладят между собой?
— Я не говорила, что они не ладят.
— Так, значит, — ладят?
— Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Хорошо?
— Почему же, Лаурел?
— Потому что характер отношений Роджера и Делии не имеет никакого значения в данном случае, — ответила Лаурел очень серьезно. Но в то же время чувствовалось, что она чего-то недоговаривает. — Лично меня сейчас волнует исключительно один вопрос: кто послал роковую записку моему отцу?
— Ну тогда скажите, какие отношения были между вашим отцом и Делией Приам?
— О Боже! — рассмеялась Лаурел. — Конечно, вы здесь приезжий… Нет, нет, что вы — между ними не было ничего такого. Это исключено. Я же говорила вам, что у отца, кроме меня, женщин не было.
— Ну тогда, может быть, они враждовали?
— Да что вы привязались к этой Делии? — не выдержала Лаурел.
— А почему вы так старательно избегаете разговора о ней?
— Да прекрасно они ладили между собой, папа и Делия! Мой папа со всеми умел найти общий язык…
— Видимо, не со всеми… — печально покачал головой Эллери. Лаурел бросила на него удивленный взгляд. — То есть я имел в виду — в том случае, если справедливы ваши предположения о преднамеренном убийстве. Или шантаже. Не вините полицию, Лаурел, что она оставила подобные предположения без внимания. Страх — опасное оружие, которое невозможно увидеть даже под микроскопом. Он не оставляет отпечатков пальцев или стреляных гильз и является самым неблагодарным объектом для судебной экспертизы или лабораторного анализа. Где, собственно, полиции было взять законные основания для официального открытия дела? Записка… вот если бы вы могли предъявить эту записку, был бы совсем другой разговор. Но у вас ее нет…
— И вы туда же, об этой записке! — обиженная Лаурел готова была вскочить с места.
— Лаурел, не волнуйтесь, я отношусь к вашему рассказу с полным доверием. Просто я хочу объяснить вам, что обычные случаи требуют обычного подхода, к которому и привыкла полиция. Я имел в виду только это. Но мне, наоборот, по душе как раз что-нибудь позамысловатее и посложнее. Такое, где есть возможность пораскинуть мозгами и покопаться… Вот, например, я уже и откопал кое-что: не все так просто с Делией и Роджером Приамами. Какие-то нюансы вы скрываете, Лаурел.
— Да с чего вы взяли?
— А с того, что вы так старательно обходите некоторые моменты.
— Вовсе нет. Просто не хочу тратить время на не относящуюся к делу болтовню. А обсуждать Делию и их супружеские отношения — и есть именно такая болтовня. Семейная жизнь Приамов и смерть моего отца — разные вещи.
Она закрыла глаза.
Эллери улыбнулся и задумчиво покачал головой.
— Да, у меня нет записки, — грустно кивнула девушка. — Вы в точности повторили сейчас слова, сказанные мне в полицейском управлении. Без записки или какой-либо другой улики они не могут начать следствия. Я просила Роджера обратиться в полицию и рассказать им хотя бы то, что ему известно. Но он расхохотался мне в лицо и посоветовал подлечить нервишки на приличном курорте Тихоокеанского побережья. В полиции мне предъявили результаты вскрытия и историю его болезни. То есть попросту вежливо послали подальше… Вы намерены сделать то же самое?
Эллери отвернулся к окну. Меньше всего на свете он был сейчас готов к тому, чтобы ввязаться в очередную историю с убийством человека. Но эта вот деталь — мертвая собака — казалась для его беспокойного ума слишком заманчивой. Почему именно мертвый пес в роли рокового посланца? Очень похоже, что в это вложен какой-то символический смысл… Ну а Эллери питал просто невероятную слабость к преступникам с богатой фантазией и метафорическим мышлением! Если, конечно, за всем этим действительно скрывается
Эллери обернулся. Она сидела, закинув голову, и дым от сигареты в бессильно повисшей руке вился под потолком бесконечным знаком вопроса.
Эллери спросил:
— Вероятно, у вашего отца была масса заклятых врагов?
— Насколько я знаю — ни одного.
Такой ответ его удивил. И заинтересовал. Если бы это был бред, то он должен был быть красочно и убедительно оформлен. Она обрушила бы сейчас на него шквал имен, дат, мелких подробностей. Но она сказала — «ни одного»…
— Мой отец был очень располагающим к себе человеком. Мог поладить с любым. Он был добр к людям, а они — к нему. Можно даже считать, что фирма «Хилл и Приам» своим успехом была обязана именно характеру моего отца. Конечно, и у него случались срывы, как у любого нормального человека. Но я не помню, чтобы он хоть раз вызвал у кого-нибудь вспышку настоящего гнева. Даже у Роджера.
— Значит у вас нет ни малейших предположений — кому могла понадобиться эта нелепая… смерть от испуга? — спросил Эллери.
— По-моему, я напрасно пришла сюда, если вы считаете мой рассказ нелепостью… — Лаурел Хилл резко вскочила на ноги, швырнула сигарету прямо в пепельницу и сказала:
— Простите. Я понапрасну отняла у вас время.
— Лаурел, понимаете, я рад был бы сам, но… Вы могли бы поискать заслуживающего доверия частного сыскного агента…
Она с улыбкой прервала его:
— Я сама займусь этим. Лично. И спасибо за авокадо…
— Лаурел, подождите!
Но она уже быстро шла к выходу.
Высокая стройная женщина загородила ей путь в дверях.
— Привет, Делия! — небрежно бросила Лаурел.
ГЛАВА II
Основываясь на скудных замечаниях, брошенных Лаурел по поводу Делии Приам, Эллери ожидал увидеть совершенно иную женщину. Он даже нарисовал себе ее портрет, пользуясь очень бедной палитрой — единственно доступной ему палитрой взглядов неопытной в психологии человеческих отношений юной Лаурел. Выходило, что муж Делии — старый хрыч и тиран, свирепый калека, под железную дудку которого пляшет весь дом. И что из этого следовало? Что его жена должна была быть этакой бесцветной тихоней, вечно испуганно жмущейся в уголок потемнее… унылой, ссохшейся раньше времени женщиной.