Смерть в катакомбах
Шрифт:
– Про Ночного сторожа. На каждом кладбище есть Ночной сторож. Это самый первый покойник, которого тут захоронили. Поэтому его обязанностью стало следить за всеми, кто ходит по этой земле. По его земле. А по ночам он выходит на поверхность и осматривает свои владения, медленно движется по всему кладбищу. И тот, кто встретится с ним, не проживет долго.
– Чушь какая-то! – Молодой, несмотря на страх, попытался говорить бодро.
– А за то, что доводится ему бродить по ночам… – продолжил старик, словно не слыша слов молодого, – был он награжден особенными глазами, которые могут видеть даже из-под земли. И под землей. И не дай Бог попадется кто на эти вот его глаза под землей, кто посмел богохульствовать
– Много работы должно сейчас у него быть! – хмыкнул молодой. – Сейчас, когда людей, как собак, прямо в мусорных ямах зарывают. А то и вообще не зарывают…
– Был у меня знакомый, – словно опять не слыша его, продолжал старик, – который много лет назад, еще до войны, да и до коммунистов, устроился работать сюда сторожем. На новое Второе Христианское кладбище.
– Почему новое? – переспросил молодой.
– Потому, что оно было построено тогда совсем недавно. А за должность сторожа на кладбище городская община платила тогда неплохие деньги. Охранять и следить за порядком нужно было и по ночам, поэтому сторожей было два, и сменялись они посменно. И вот вторым устроился как раз он. Первую неделю нормально проработал. Все было хорошо. А потом прибегает ко мне его мать, вся в слезах. Иди, говорит, посмотри Семочку, не знаю, что с ним. Беда, да и только.
– Перепил! – хмыкнул молодой.
– Ты дальше слушай. А я в те годы еще студентом был, но многие вещи уже понимал. Ну, начал расспрашивать ее, что да как случилось. Мать в истерике. Прибежал посреди ночи, говорит, часа три было. И тут же в своей комнате заперся. И уже третьи сутки не выходит. Ни ест, ни пьет, видеть никого не хочет.
– Белая горячка, – снова подковырнул молодой.
– Пришел я в квартиру, стал за дверью и начал с ним говорить. Ну, разговаривать с людьми я умею, ты знаешь, и в молодости умел тоже. В конце концов он мне открыл… Я не поверил своим глазам! В комнате вонь страшная, потому как под себя он ходил. А сам он – весь белый! Волосы белые-белые, полная седина. И это у молодого парня! И состояние совсем больное – кожа на лице сморщенная вся, как у глубокого старика. И лицо старика тоже. Добился я от него только одного: сказал он, что увидел на кладбище Ночного сторожа.
Старик замолчал, чтобы перевести дыхание. Молодому расхотелось хохмить, потому как от страха у него реально свело скулы. Ему и без того было страшно, а рассказ старика оптимизма не добавлял. Оттого идти по черному льду под нависающим крестом было совсем трудно.
– Через четыре дня он умер, – продолжил старик, – похоронили мы его, кстати, тут, на Втором кладбище. Но вся эта история не шла у меня из головы.
– Я думаю! – вздохнул молодой.
– Один вопрос меня мучил: а как же второй сторож? Ведь он же работает, и с ним все хорошо. Как же тот сторож? Не выдержал я, пошел на кладбище. Там этот сторож как раз и дежурил. Купил я водки, закуски и давай его спаивать – мол, друга хочу помянуть. А сам все выпытываю и выпытываю. В конце концов напился он как следует и признался. Видел мой друг Ночного сторожа, на самом деле видел. Я тут же: а как же ты? А я, говорит, с ним обращаться умею. Тут один важный секрет есть, от него вся жизнь и зависит. Если умеешь обращаться и знаешь секрет, ничего страшного не случится. Но только после того, как Ночной сторож появится, из сторожки уже нельзя выходить, и даже дверь открыть нельзя. В этом весь секрет? – спрашиваю. Он: нет, конечно. В чем секрет – я тебе не скажу. И другу твоему не сказал, потому как мне твой друг не понравился. Издевался он надо мной, высмеивал, деревенщиной называл. Ну, я ему и не сказал, как вести себя с Ночным сторожем.
На этом его рассказ и закончился. Уж сколько я его ни пытал, ни выпытывал, как ни кормил, сколько водки не вливал – ничего не сказал больше.
– Неужели вы так и не докопались до этого? – Теперь в словах молодого звучал искренний интерес.
– Нет, – старик покачал головой. – Дальше жизнь закрутила меня, завертела, как пламя свечи на ветру. Не до того было. А теперь вот вспомнил.
– Как раз к месту! – снова съехидничал молодой.
– Поэтому будем молиться, чтобы нам не попался Ночной сторож. Я ведь не знаю его секрета. Кстати, и придем мы скоро.
Они давно уже оставили позади кладбищенскую церковь, углубились в темные, покрытые льдом аллеи и уверенно двигались к самому центру кладбища, противоположному от входа.
– Вы уверены, что мы правильно идем? – спросил молодой, который после рассказа старика готов был бежать из страшного места изо всех сил.
– Возле стены днем было захоронение, – сказал старик, – у меня точная информация. Кстати, через кладбище возвращаться назад мы не будем. Там в стене пролом есть. Через него и уйдем.
– Ну слава богу! – буркнул молодой. – А кого хоронили?
– Сигуранца, – старик пожал плечами, – мне откуда-то знать? Они людей досмерти пытают, а потом закапывают, как собак безродных. Красных, за связь с партизанами. Да кого угодно. Оккупация. В страшное время живем. Сейчас жизнь людская и копейки не стоит.
Старик ускорил шаг и тут же обернулся:
– Кстати, чувствуешь запах? Мы пришли.
Впереди виднелись разломы старой стены, за которыми была дорога – выход с другой стороны кладбища. Запах вокруг действительно был жуткий – в воздухе пахло гнилой, разлагающейся плотью. Даже мороз не смог убить эту вонь, настолько сильную, что она словно заменила собой весь кислород.
Еще несколько шагов, и мужчины остановились возле огромной ямы, полной трупов. Именно она и была источником вони.
Из мешка, который он скинул с плеч, молодой достал большой масляный фонарь и зажег его. Пламя осветило жуткую картину.
Яма до самого верха была наполнена трупами. Свежие, покрытые еще алой кровью, лежали на разлагающихся, старых трупах, с которых уже слезла кожа, обнажив белеющие в темноте кости. Трупы уже разложившихся служили добычей червей. Некоторые были все покрыты червями – и казалось, они замотаны в белый, шевелящийся саван, так плотно покрывающий плоть, что выглядел второй кожей.
– Держи фонарь и свети! – скомандовал старик, надевая резиновые медицинские перчатки и закрывая лицо хирургической маской. После этого он прыгнул в яму.
Молодой с трудом сдерживал рвотные позывы. Руки его дрожали. Он был таким же белым, как и покрывающие трупы черви. И так длилось все время, пока старик находился в яме.
Наконец старик показался на поверхности. Он волочил за собой труп. Сначала выбросил его, затем выпрыгнул сам.
– Вот, этот подойдет.
Это был совсем молоденький паренек, лет 16–17, не старше. Лица у него не было – лишь сплошное кровавое месиво. На груди виднелись черные отверстия – следы расстрельных пуль. А спина представляла собой огромную кровавую рану, на которой не оставалось ни клочка целой кожи.
– Подонки… – Молодой затрясся, как в лихорадке, – что они сделали с ним!..
Старик быстро раскрыл мешок, достал стеклянные склянки с какими-то медицинскими препаратами и принялся обрабатывать тело различными растворами. В результате этих операций тело уменьшалось в размерах просто на глазах!
– Почему мы сразу не пролезли через эту стену, зачем нужно было идти через все кладбище? – не выдержал молодой.
– Захоронения шли до поздней ночи, – пробормотал старик, – я боялся, что возле этой стены могли оставить охрану. И потом, я люблю гулять ночью по кладбищу.