Смерть в Лиссабоне

Уилсон Роберт Чарльз

Абрантеш и один из его отряда, Салгаду, сняли поклажу с мулов. Пока Абрантеш занимался больным копытом мула, Салгаду, как мог, чинил порванную подпругу. Они были у реки, когда до них донеслись звуки. Всадники. Конный патруль. Обычный дежурный объезд пограничного отряда. Мужчины кинули взгляд на мешки — более двухсот килограммов вольфрама, почти на полторы тысячи эскудо. Они затоптали свои сигареты и успокоили мулов.

Абрантеш кивнул Салгаду, и они, подняв по шестидесятикилограммовому мешку, пошатываясь, двинули к воде. Салгаду собрался было сбросить мешок у самого берега, но Абрантеш погнал его дальше, на самую стремнину. Потом они вернулись.

Со вторым мешком Салгаду управиться не смог, и следующие два они перетаскивали вместе. Вернувшись к мулам, они загнали их в воду, а потом вывели обратно на берег. Стук копыт слышался по-прежнему. К ним он не приближался — видно, патруль оценивал ситуацию.

Поначалу самих всадников они не видели, а лишь слышали стук копыт по камням, усиленный акустикой гор. Патруль возник неожиданно прямо над ними — в воздухе четко виднелись острые тульи форменных фуражек. Один из патрульных указал на них. Двое других вынули из кобур пистолеты, третий снял винтовку. Раздался предупреждающий окрик. Патрульный с винтовкой поднял ее и прицелился. Абрантеш и его подручный вскинули руки вверх. Двое патрульных с пистолетами двинулись галопом по гребню холма и спустились в ложбину. Лошади осторожно ступали по камням туда, где стояли два мула. Всадники спешились. Патрульный на гребне опустил винтовку, сунул ее обратно за седло и, пришпорив коня, поехал в объезд, чтобы присоединиться к тем, что уже спустились к реке.

Начальник патруля подъехал к так и стоявшим с поднятыми руками мужчинам. Ощупав рукой в перчатке свое оружие, он окинул взглядом мулов.

— Что вы тут делаете?

— Да вот мулы нас подвели, — сказал Абрантеш. — Один охромел, другой подпругу порвал.

— Где ваша поклажа?

— У нас ее нет.

— А откуда едете?

— Из Пенамакора.

— Куда направляетесь?

— В Фойуш, — сказал Абрантеш. — Ведем мулов назад к их хозяину. Их брали на работу неподалеку от Пенамакора.

— Что за работа?

— Перевозка.

— Что возили-то? — раздраженно бросил патрульный.

— Ну что возят возле рудников, сами подумайте?

— Вольфрам?

— Наверно. Думаю, он и был.

— И вы возили?

— Нет, мы только мулов назад ведем.

— Но вы мокрые до пояса.

— Да мы только что мулов через реку переправили.

Дулом пистолета начальник подтолкнул их к мулам. Похлопав по брюху мулов, удостоверился, что те мокрые, и направился к реке. Подъехавший патрульный с винтовкой тоже спешился, сорвал с дерева ветку и подошел к начальнику. Вместе они поволокли ветку вдоль берега, держа ее под водой.

Уже смеркалось. Абрантеш не знал, откуда прибыл отряд, но, так или иначе, до казарм им предстояло добираться часа два, не меньше. Начальник и патрульный с винтовкой перекинулись несколькими словами, но какими — было не разобрать. Они вернулись к своим коням, вспрыгнули в седло и молча поскакали прочь от реки.

Абрантеш подозвал к себе Салгаду, они сели и просидели так несколько минут, молча глядя на реку и не обращая внимания на струи дождя, хлеставшие их по спинам. Абрантеш вытащил свой «Вальтер-Р48», проверил, не подмок ли патрон. Они развели костер. Абрантеш опять занялся копытом мула, Салгаду — подпругой. Когда совсем стемнело, они заснули возле костра, поужинав заплесневелым хлебом с окороком.

Поднявшись с первыми рассветными лучами, они полезли в реку за своим добром. Чтобы достать мешки, потребовалось время: за ночь вода в реке прибыла, и мешки приходилось вытаскивать по одному. Взваливая

их на мулов, они постарались облегчить ношу хромому. Дождь прекратился, но холодный ветер не стих, а с выходом на открытое место задул еще сильнее. Они выбрались из ущелья и начали подъем на горный хребет, а оттуда — в Испанию. По ту сторону хребта их, как оказалось, ждали.

Начальник патруля, подняв в руке пистолет, приказал им остановиться. Абрантеш, точно подстреленный, стал валиться на бок. Начальник машинально нажал на спуск, и Салгаду, не успев охнуть, получил пулю в грудь, раздробившую ему ключицу. Мул его прянул, и он получил вторую пулю в живот, не успев даже грохнуться на землю.

Абрантеш, удерживая на месте его мула, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в начальника. Тот упал. Пока патрульный с винтовкой осаживал встававшую на дыбы лошадь, Абрантеш выпустил две пули, угодив второй ему в голову. Третий патрульный пытался повернуть лошадь, чтобы ускакать, но был остановлен пулей между лопаток. Он упал, а лошадь его понеслась обратно в ущелье.

Привязав мула, Абрантеш подошел к начальнику, который еще дышал, пуская изо рта пузыри крови. Абрантеш выстрелил ему в голову. Патрульный с винтовкой был мертв. У третьего патрульного была сломана шея. Абрантеш подошел к Салгаду, который, вытянувшись, лежал на спине. Он тяжело дышал, мучаясь болью и страхом; лицо и губы его были совершенно белыми. Абрантеш рванул на нем куртку и рубашку, обнажив месиво из костей и мяса в районе ключицы и темную дыру в животе. Салгаду прошептал что-то. Абрантеш приблизил ухо к его рту.

— Я не чувствую ног, — произнес тот.

Кивнув, Абрантеш встал и выпустил пулю ему в глаз.

Лошадь начальника оставалась на месте. Абрантеш взвалил ей на спину тела двух патрульных и отвел ее вниз к реке. Две другие лошади были там, и он привязал их к дереву. Потом вернулся за начальником и Салгаду. Наполнив карманы обоих камнями, он столкнул тела в реку.

Верхом на лошади начальника он разыскал своего мула и мула Салгаду, щипавших траву в ложбине, по-прежнему с грузом вольфрама на спинах. Он снял мешки с обоих мулов, водрузил на лошадей патрульных и повел их в Испанию.

Был канун Рождества, и день клонился к вечеру, а Фельзен все еще находился в доме Абрантеша. Ожидание затянулось, к чему он не был готов. У него было полно времени на то, чтобы поразмышлять об Абрантеше, недополученном вольфраме и о том, как он переправит португальца через границу и бросит его там с простреленной головой.

Время от времени приходила Мария, принося то кофе, то что-нибудь поесть или выпить. Она явно хотела привлечь к себе его внимание, но он не реагировал. Ее присутствие раздражало его. Она пробуждала в нем воспоминания о том, о чем он старался забыть. Он вспоминал взгляд, который она на него бросила, когда они копали в саду могилу для англичанина, и это напоминало тот день в старой штольне. Тогда он встряхивал головой и мерил шагами комнату, прогоняя воспоминания.

Он удивлялся, зачем она понадобилась ему. И зачем надо было дразнить и злить Абрантеша, которого он все равно собирался убить?

Она опять зашла в комнату, и в мозгу у него промелькнуло слово «насилие». Ему припомнился ее трепет, когда медленно и осторожно он вонзался в нее, припомнились ее полные страха глаза, когда он зажимал ей рот. Но после это обернулось чем-то другим, ведь помнил же он, как она подгоняла его! Мысль о ночи с ней сейчас вызывала дурноту, и он велел ей отправляться на кухню.