Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
Он оценил употребленное Позером слово «вторглись». Он знал, что и Салазар отнесется к этому точно так же — как к вторжению и покушению на суверенитет Португалии.
— Какие-нибудь осложнения? — спросил Абрантеш с неожиданным интересом.
— С нашими трудностями на границе покончено, — сказал Фельзен. — Союзники совершили ошибку. Мне придется сейчас же выехать в Лиссабон. А вы позаботьтесь о том, чтобы сто девять тонн, которые вы храните в Навашфриаше, были переправлены в лагерь в Сиудад-Родригу. И больше никаких операций без моего ведома.
— Сто девять тонн?
Фельзен
— Как вы хотите переправить вольфрам? — спросил Абрантеш, явно встревоженный.
— Он должен значиться в отчетах за прошлый год, которые надо представить к концу января.
Фельзен вышел в кухню. Там была Мария с ребенком на руках. Вид у нее был несчастный. Пройдя мимо нее, он пересек двор и прошел к себе собрать вещи.
Уже сидя на заднем сиденье «ситроена», он написал записку начальнику лагеря в Сиудад-Родригу и отдал ее водителю. Спускаясь вниз с горы, они нагнали траурную процессию. Знакомые ему мужчины несли запеленутое тело; позади шли женщины. Фельзен спустил стекло.
— Кто умер? — спросил он.
Мужчины не ответили. Какая-то женщина сказала:
— Алвару Фортеш. А это его вдова и сын.
Фельзен лишь моргнул и велел водителю ехать дальше.
27 декабря 1941 года. германское дипломатическое представительство. Лапа, Лиссабон.
— Салазар, — сказал Позер, который, подобно хитрецу-торговцу, тянул время, не заговаривая с ним целые сутки, — был в такой ярости… и сейчас еще в ярости по поводу вторжения, что мы сочли уместным начать наши переговоры насчет поставок вольфрама в тысяча девятьсот сорок втором году немедленно. Надо было видеть Рональда Кэмпбелла, британского посла! Он был просто сам не свой, как пианист, севший за рояль с перебитыми пальцами. Наш добрый доктор целый год злился на англичан, которые одной рукой обнимали его, нашептывая о старой дружбе, а воспользовавшись его доверием, другой рукой организовывали ему блокаду и посылали воинские части в Дилл. Мы же, с другой стороны…
— Топили его суда.
— Правильно. Небольшие, но необходимые коррективы или, лучше сказать, напоминание ему о его нейтралитете.
— Что касается Салазара… Рождество бывает только раз в год, и подарки получают тогда же. Что же вы приготовили ему?
— Сталь, — сказал Позер, излучая уверенность. — Сталь и удобрения. Предложение поступит не позже чем через две недели. Салазар гарантирует нам экспортные лицензии на три тысячи тонн, и, когда мы получим это, все прочие переговоры с Металлическим концерном не будут иметь значения. Мы получим
— А мне мою деятельность продолжать? — спросил Фельзен.
— Разумеется, продолжать, пока вы не получите распоряжения об обратном. Думаю, подход будет выработан более тонкий, но и тут вам будут даны все полномочия.
— Откуда поступили разведданные?
— Это не разведданные, а просто наблюдения над характером британцев. Вы, наверно, не очень знакомы с правилами игры в крикет, правда? Как и я. Единственное, что я знаю, что играть надо честно. Они будут играть по правилам и о всех ваших нарушениях доносить Салазару, как и подобает примерным мальчикам. Ну а Салазар, если мы сумеем и впредь гладить его по шерсти, будет смотреть на это сквозь пальцы.
Фельзен предложил ему папиросы. Позер, взяв одну, закурил, сунув ее в свою искусственную кисть. Потом отхлебнул кофе, облизнулся и промокнул губы. Откинулся на спинку кресла и победоносно похлопал себя по груди.
— И это все? — сказал Фельзен. — Вы заставили меня проделать этот путь из Бейры только для того, чтобы похвастаться, какой вы молодец?
— Нет, — сказал Позер, — для того, чтобы стрельнуть у вас папироску. Мне очень нравится марка, которую вы курите.
Фельзен пристально смотрел на него.
— Да, — заверил Позер. — Я учусь этому у вас… Умению шутить. В дипломатических кругах такое умение — редкость.
— Когда это вы так сошлись с Салазаром?
— Ну, наше с ним обручение, боюсь, произойдет еще не скоро, — сказал Позер и широко улыбнулся.
— Счастливого Рождества, Позер.
— И вам того же, Фельзен, — сказал пруссак, приподняв свой протез как бы в полусалюте. — И между прочим, в моем кабинете сидит человек, который хочет вас видеть.
На одну безумную секунду Фельзен, введенный в заблуждение игривым тоном Поаера, подумал, что найдет в кабинете Эву, но его тут же отвлек от этой мысли запах гари, ударивший ему в нос, — резким движением Позер выхватил папироску из протеза. Перчатку прожгло насквозь — она была загублена.
— Черт! — воскликнул Позер.
— Еще одна редкость для дипломатических кругов, не так ли? — осведомился Фельзен.
В кабинете Позера, спиной к двери и лицом к окну, задрав ноги на подоконник, любовался бледными солнечными лучами, просачивавшимися сквозь зелень финиковых пальм парка, группенфюрер Лерер.
— Хайль Гитлер! — сказал Фельзен. — Вот это сюрприз так сюрприз, герр группенфюрер! Чудесный сюрприз!
— Не тратьте ваши швабские любезности на меня, герр штурмбанфюрер.
— Штурмбанфюрер?
— Вас произвели. Как и меня. Теперь меня следует называть «герр обергруппенфюрер», если вы сумеете это выговорить. А начиная с марта мы будем действовать под началом ГАХУ, [22] если это вам о чем-нибудь говорит. Хотя, по-видимому, это вам не говорит ни о чем.
22
ГАХУ — Главное административно-хозяйственное управление СС.