Смерть в объятиях прибоя
Шрифт:
Вернулся не через месяц, а через два, но зато на новенькой машине, на «Вольво». И одет был непривычно дорого и элегантно. Дал ей тысячу долларов и снова уехал. Это было прошлым летом.
Больше он ей денег не давал, иногда возвращался на пару недель и снова исчезал на месяц. Говорил, что работает в соседней области техническим директором в крупной фирме, но жизнь там дорогая, и зарплаты его едва хватает на аренду жилья и еду. И одеваться ему теперь нужно не на рынке. Пресекал все попытки приехать посмотреть, как он там устроился, и телефон не давал, дескать, на работу звонить ему неудобно, а в снимаемой квартире телефона нет. А потом ей сказали… Потом ей сказали, что видели его в ресторане с какими-то женщинами. Да, сослуживец сказал, он ездил в тот город в командировку, вот и увидел. Так вот, одна из женщин была явно с ним… ну, в общем, это сразу видно: поцелуи, танцы с объятиями, разговор…
Он приехал, и она заставила себя спросить.
И тут он смерил её взглядом и сказал, что она сама напросилась, что он нормальный мужик, что ей для того, чтобы оставаться привлекательной для него женщиной, нужно жить не только работой, превращаясь в клячу…
Тогда она не заплакала, что её саму озадачило. Наверное, была готова к такому ответу и внутренне с ним согласна. Действительно, не юная девушка, тридцать пять уже… И не холеная бизнес-вумен или супруга состоятельного мужа, утруждающая себя только в шейпинг-клубе. Она – рабочая лошадка, привыкшая к недосыпанию и давно забывшая, что такое массаж, неспешный разговор с портнихой или расслабленное лежание в солярии. Забежать в парикмахерскую, самой сделать наспех маникюр, купить платьишко в первом встречном магазине и наложить на лицо маску из огурца или клубники – вот и весь уход, на другой времени и сил просто не было. И хотя фигура её почти не изменилась, не расплылась, как у многих её знакомых, все равно – и лицо, и руки, и спина, всё говорило о том, что её давно не волнует внимание мужчин, что заботят её не заинтересованные взгляды, а только семья и работа. Такой образ. Образ жизни создает образ женщины. Никуда не денешься…
Марк возвращался ещё несколько раз, стелил себе в гостиной на диване, с ней почти не разговаривал, да и она избегала общаться с ним. Он стал чужим и непонятным, пахло от него новым, незнакомым мужчиной. И к этому запаху примешивался запах другой женщины, точно так же, как раньше её собственный запах.
Сенька вопросов больше не задавал, хотя, кажется, понимал всё. Просто весной хмуро сказал ей: «Лучше бы ты с ним развелась, чем так мучиться». И она молча кивнула и прижала к себе встрепанную Сенькину голову. Да, пора. Пусть Марк живет так, как ему нравится. Она ему не нужна. С этим решением она и поехала сюда, к морю. Перевести дыхание, прийти в себя. И совсем не собиралась что-то рассказывать друзьям. А теперь сидит и зачем-то выкладывает всё Митьке. Зачем? Ах да, расписка… Выходит, Марк взял в долг у Вершинина деньги ещё тогда, во время своей первой поездки. Так куда он ездил?
–
Митя, ты знаешь, где живет… жил Сашка?
–
Кажется, где-то неподалеку, в Краснодаре, что ли.
–
В Краснодаре?!
От их города до Краснодара было около тысячи километров. Как Марка занесло в такую даль? Или это Сашка приезжал к ним? Да какая, в сущности, разница. Марк уже тогда врал, не заработал он на машину и новые дорогие шмотки, а заложил их жилище, их единственное настоящее богатство, заработанное трудом и потом.
–
Женя, – поднял голову Палий, до этого сидевший ссутулившись и уперевшись локтями в колени, – а как Марк мог заложить вашу квартиру, ведь не он один её хозяин?
–
В том-то и дело, – вздохнула она. – Собственность оформлена на него. А мы с Сенькой только прописаны… – Тут она рукой зажала себе рот и замолчала.
Палий понял её внезапный испуг и в темноте нашарил холодные пальцы, стиснул, встряхнул. Она молчала, потерянно и послушно оставив ему свою ладонь, постепенно выбираясь из страха и растерянности.
–
Теперь скажи, откуда майор взял эту расписку? В Сашкиных вещах нашел?
–
Да, он так сказал. И спросил, видела ли я раньше эту бумагу. Я не видела, правда, Митя.
–
Я знаю, он ведь не в кармане её таскал… раз сухая осталась…
–
Да, она явно не побывала в воде, не намокала, – её передёрнуло.
–
А раз сухая, то он тебе её не мог показать, так ведь? Ты же не заходила в его комнату?
–
Не заходила, и расписку не видела. Хотя он мне намекнул.
–
Кто?
–
Да Сашка… Когда я его встретила в аллее, он пообещал завтра поговорить со мной. О Марке. Я не поняла, но тон у него был гадкий. А Караваев не верит, что я вообще о долге не знала, муж ведь… Как можно было не знать?
–
Но ты ему объяснила? – Палий спрашивал, уже зная ответ. Конечно, ничего ему Женька не стала объяснять. Она бы и ему, Палию, ничего бы не сказала, если бы не была в таком состоянии.
–
Знаешь, Митя, это все так сложно объяснять даже тебе, не то, что постороннему человеку. Я не смогла.
Тут вдруг кто-то грохнул дверью и заорал в сонной вечерней тишине:
–
Митька! Палий, черт тебя побери! Ты куда пропал?! Быстро иди сюда! На допрос вызывают!
–
Ты ступай, – попросила она. – А я тут посижу, подожду. Сигареты вот только…
–
Держи! – он сунул ей пачку и зажигалку и сорвался с места, чуть не бегом исчез, с шуршанием разметая в темноте ветви.
ГЛАВА 5
–
В общем, вот и все, что я запомнил, – Палий откинулся в кресле.
Караваев отметил, что рассказывал он о событиях вчерашнего вечера и ночи спокойно, даже с некоторой снисходительностью и иронией. Да, самообладание у этого с виду весьма преуспевающего мужчины, будь здоров. Покрепче, чем у остальных. Особенно Игоря Ивановича смутила нервозность и озлобленность Надежды Кузьменко, не только не сказавшей о своих однокурсниках ни одного доброго слова, но и активно помогавшей ему выстроить версии любой возможной виновности каждого из них. Остальные дергались, нервничали, но горой стояли за друзей. А Надежда все время повторяла, что у неё с Вершининым всегда были отличные отношения, а вот с остальными у него… Особенно с Гоблином… Тьфу, с Дунаевым и Палием. Он порылся в листочках, на которых фиксировал моменты, заинтересовавшие его особо, и спросил:
–
Дмитрий Александрович, а что за история произошла между вами и Кристиной Михеевой ещё в институте?
–
Между мной и Кристиной? – искренне удивился Палий. – Но ведь это было так давно. Полудетская влюбленность, охи-вздохи, объяснения и расставания. Вспоминать, конечно, занятно… Только Кристи давно нет на этом свете, так что я стараюсь не вспоминать. Грустно. Всё это продолжалось недолго, пару месяцев, от силы три. Потом её сердце завоевал Борис, и я её уже не интересовал.