Смерть в объятиях прибоя
Шрифт:
–
Нет, – сухо ответила она. – Я ничего не заметила, они держались друг от друга на расстоянии. А музыка даже там была слышна, так что для того, чтобы нормально слышать друг друга, нужно было или находиться рядом, или орать во весь голос.
На самом деле, зайдя в первый раз, она заметила, что Гоблин отошел от Сашки, с аппетитом уплетающего кусок холодной свинины. И на лице Гоблина было какое-то странное выражение – смесь отвращения и любопытства. Она запомнила это, потому что Никита редко позволял своей физиономии демонстрировать другим его чувства. Просто однажды одел и всегда носил маску безразличия и спокойствия. Но кто знает, что там творилось у него внутри?
–
Потом Борис позвал нас в гостиную, где уже разожгли камин. Глупость, конечно, разводить огонь в такой теплый вечер, но ему хотелось показать собственную аристократичность.
–
Вершинин тоже перешел в гостиную?
–
Да, он, кажется, последние два танца все-таки с кем-то танцевал. С Ольгой и Алиной? Вроде, да. Потом прошел в гостиную и сел в углу. Борис распахнул бар, предложил нам не стесняться – ликеры, бренди, коньяки. Вино тоже там было – на столиках у кресел. Никита тоже вошел и сразу стал рассматривать оружие на стенах. Потом снял меч.
–
Зачем? Почему именно меч, а не шпагу?
–
Не знаю, но, по-моему, шпаги до него кто-то уже снял. А потом их повесили обратно на место, а Никита с мечом так полвечера и протаскался. Похоже, он ему просто пришелся по душе. – Жене все больше не нравился этот разговор, и майор почувствовал это.
–
Вы долго сидели в гостиной? – спросил он, наливая в стакан минеральную воду и жестом предлагая Жене её выпить. Она отрицательно покачала головой. Пить ей не хотелось. Странно, но с того момента, как она увидела в воде то самое, сине-голубое, парящее, ей не хотелось ни пить, ни есть. Ей вообще ничего не хотелось.
–
Сидели там примерно полчаса или час, потом все потихоньку начали разбредаться – на террасу, на балкон, в парк. Разбились на пары или тройки, и расползлись по дому и участку. Как-то постепенно и незаметно. Одни уходили, другие приходили.
Вечер, спустившийся на море бархатным пологом, настоящий южный вечер с россыпью крупных звезд, совсем не располагал к сидению у огня. Хотелось просто блуждать в темноте и нюхать тропические цветы, слушать плеск моря и треск цикад. Матовые фонари терялись среди зелени, освещая лишь небольшие пятачки, аллеи тонули в темноте, и Жене через пять минут прогулки с Диной, странно молчаливой и задумчивой, надоело спотыкаться на высоких каблуках. Они решили подняться к себе, чтобы сменить экипировку.
Пока Женя переодевалась в брюки, блузку и босоножки на плоской подошве, Дина куда-то исчезла из своей комнаты. Женя ещё раз постучала в её дверь с изображением наивной голубой незабудки и решила поискать подругу внизу. Но проходя мимо приоткрытой балконной двери, услышала голоса. Динкин и Митин. Она остановилась только на секунду, прислушалась и стала спускаться по лестнице. Кажется, именно в этот момент внизу появился небывало веселый Гоблин с дурацким мечом на плече. Он нетвердой походкой пересек холл, вышел на террасу и исчез в темноте. Да, все так и было. В одной руке Никита сжимал рукоять меча, а в другой – горлышко пузатой бутылки.
На террасе сидели Вася, Надежда и Борис. Борька играл на гитаре и дурным голосом тянул: «Не жалею, не зову, не плачу…». Но не успела Женя дойти до поворота аллеи, как сзади грянули хором любимое студенческое: «А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу!» и ей захотелось вернуться. Но не успела – из кустов навстречу ей выломился Сашка.
Вершинин был пьян, но не сильно. Можно даже сказать, что он был трезвее остальных. Но Жене не хотелось оставаться с ним наедине. Не то, чтобы она боялась, не позволил бы себе Сашка никаких выкрутасов, в этом она была уверена. Просто общение с ним испортило бы её радостное состояние. Всё ещё радостное.
–
Выпить хочешь? – мирно спросил он у неё, и в темноте что-то тускло блеснуло и булькнуло. «Да что они, все с бутылками носятся?» – почти весело подумала Женя.
–
Не хочу, – в тон ему ответила она.
–
Аааа… ну, тогда я дальше пойду, искать желающих. А поговорим мы завтра, – неожиданно добавил он.
–
О чем? – спросила она, потому что он явно ждал этого вопроса.
–
Обо всем, Женечка. И о Марике, в частности, – нехорошо засмеялся Вершинин в ответ и так же исчез из виду, как и появился – с хрустом попер через кусты.
Женя осталась на дорожке одна. Да, что-то все складывалось не так. Вернуться? Она повздыхала, топчась на месте, поправила сползшую с плеча бретельку и упрямо пошла вперед, наступая на осыпающиеся лепестки магнолий и пытаясь считать проносящихся в темноте светлячков. Пахло прелой листвой и почему-то бензином. Наверное, неподалеку был гараж, и там этот бензин кто-то разлил. Или просто запах был настолько чужероден, что чувствовался даже в мизерных концентрациях.
–
Вначале я гуляла с Диной Марцевич, потом одна. Переоделась и, спускаясь по лестнице, увидела внизу в холле Гоблина с мечом. Потом встретила Вершинина в аллее, ведущей вправо от дома, но он быстро ушел.
Господи, как все это безжизненно звучит. Как будто она берет живой цветок и сушит его раскаленным утюгом. Получается нечто серое и плоское, как упаковочный картон.
Аллея неожиданно закончилась, вернее, уперлась в забор и повернула направо. Женя помнила, что в той стороне должны были располагаться двор, гаражи и ещё какие-то строения. Туда ей идти не хотелось. В свете звезд она высмотрела в сплошной массе зелени узкую тропку, ведущую налево и вниз – к морю. И свернула на неё.
Прохладные листья приятно касались кожи, и Женя старалась не думать, какие мелкие и перепуганные хитиновые зверушки могут сидеть на них. Отчего-то совсем не было комаров. Или у моря их не бывает? К своему стыду, она не помнила.
Голоса она услышала сразу. Резко остановилась, едва не выскочив на освещенное луной пространство. Осторожно выглянула из кустов, но вначале ничего не рассмотрела. Потом только поняла, что кто-то сидит в шезлонгах на пирсе и разобрать, кто это, отсюда невозможно. Но голоса она узнала. Алина и Сашка. И когда Сашка успел забраться на пирс?