Смерть в прямом эфире
Шрифт:
— Противно, знаю, сам терпеть не могу писать никчемные рапорты, приходится. Когда бюрократы призовут нас к ответу, мы должны воспользоваться их же оружием, мол, мы работаем, извольте ознакомиться.
Лишь однажды Станислав пошутил:
— Как написано в "Золотом ключике": еще десять тысяч ведер — и золотой ключик у нас в кармане.
— Все это вздор, нужен агентурный подход. Только я не знаю, кого и к кому подводить и кого вербовать. Это чужой стадион, я даже не ведаю, во что на нем играют, — ответил Гуров.
Только следователь Гойда допрашивал людей, которых ему доставляли оперативники, и не огрызался. На пятый день безуспешной работы он передал Гурову листок с фамилией
— Эта девушка что-то скрывает. Я не стал на нее давить, так как, кроме интуитивной уверенности, ничего не имею. Она работает в буфете, в момент убийства находилась в кабинете, расположенном через дверь от нашей гримерной. У нее в этой комнате помощником режиссера работает подруга, они вместе учились в школе. Почему врет буфетчица, что она скрывает, непонятно. Но что она врет и недоговаривает, могу поклясться.
— Давыдова Нина Петровна, двадцать пять лет, образование среднее, проживает... работает уборщицей.
— Была уборщица, сейчас буфетчица, я написал, как она числится в штатном расписании, — пояснил Гойда.
— Внешние данные, манера одеваться и говорить? — спросил Гуров.
Прежде чем ответить, Гойда взглянул недоуменно, пожал плечами — обычная девчонка московского розлива. Гуров же ничего объяснять следователю не стал: предстояла оперативная разработка, прокуратура о ней знать не обязана. Сыщик верил следователю, но существует порядок, человек должен знать только то, что ему необходимо для работы.
Гуров запер свой сейф уже около восьми вечера и попросил Станислава отвезти его домой, мол, кончился бензин.
Станислав слишком хорошо знал друга, чтобы поверить в его байку.
Когда они приехали к Гурову и стали варить традиционные пельмени, Станислав сказал:
— Ну, выкладывай.
Гуров молча протянул другу листок с установочными данными на буфетчицу, пояснил:
— Следователь убежден, что девица на допросе недоговаривает.
— И ты предлагаешь подвести мою Катюшу Сметанину? Обсудим, не так все просто. Катерина сменила цвет. Потом объясню. Не хотел тебе до времени говорить, но у меня тоже новости. — Станислав замолчал, уже жалея о сказанном. Слишком серьезная была его версия и совершенно сырая. Зачем болтать раньше времени? Лева в случае неудачи издеваться не станет, но он перенапряжен, издерган, и совершенно ни к чему дразнить его и напрасно обнадеживать.
— А ты реши просто, — Гуров слил пельмени, выложил на сковородку, чтобы слегка поджарить. — Если я могу конкретно помочь, говори, если нет, работай один, пока не получишь дополнительную информацию.
— Сам знаю, не дави, — огрызнулся Станислав и тут же продолжил: — Понимаешь, я все эти дни шатался по коридору у дверей гримерной, изучил, кто работает в соседних кабинетах, кто и когда входит и выходит, естественно, со всеми перезнакомился. В основном это девушки, парней значительно меньше, и все знают, кто я такой и откуда. Неожиданно позавчера одна девица спросила меня, не присылали ли мы своего сотрудника еще до убийства диктора? Понятно, я сказал, что присылали, назвал вымышленные приметы. А девушка и говорит: значит, она ошиблась и видела совсем другого мужчину. Короче, я установил, что за два дня до убийства в коридоре заметили мужчину, который, как и я, проходил несколько раз мимо гримерной. Он ни в один кабинет не заходил, шел, не останавливаясь, вскоре возвращался. Я проверил, никто из редакции похожего человека к себе не приглашал, пропуск не заказывал. Народу там толчется уйма, но сотрудники знают друг друга, по крайней мере, в лицо. Того мужчину видела не одна девушка, а несколько, я со всеми переговорил, данные их переписал, но рапорт не подавал. Нам такую бумагу в деле иметь ни к чему. Проходил неизвестный, приметы усредненные, только все отмечают: шел он медленнее, чем ходят телевизионщики, которые в основном бегают. Мужчина подходящего возраста, очень спокойный. И чем ты можешь помочь?
— Тем, что выслушал, ты не таскаешь груз в одиночестве. Как он выглядит?
— Лет тридцати, моего роста и телосложения, хорошо тренирован, физически силен. Блондинистый, коротко стриженный, одет, как и большинство: кроссовки, джинсы, куртка кожаная турецкая. Последнее девчонки безошибочно определили.
— Откуда информация о тренированности и силе? — спросил Гуров, выкладывая пельмени на тарелки.
— Тут чистое везение. Одна из девушек спросила у парня-оператора, мол, что за мужик у нас появился? Тот глянул, пожал плечами, в шутку предложил познакомить, а парня невольно запомнил. Тот оператор — мастер спорта по гимнастике и в человеческой физике понимает. Как профессионал он отметил, что человек шел вверх по лестнице, держа руки в карманах куртки, и шаг у него был пружинистый и легкий, и корпусом он не вихлял. Оператор мне объяснил: так идти может лишь хорошо тренированный человек, даже просто сильный парень хоть раз, а помог бы себе руками, схватился бы за поручень, либо просто вынул руки из карманов.
— Да-да, — Гуров кивнул. — Интересно только, что с этим делать? Такие приметы нам помочь не могут. Но парень занятный. Ты его описываешь, а я словно вижу, будто встречал.
Они быстро расправились с пельменями, Гуров налил кофе, Станислав недовольно сказал:
— Ты старший, должен заботиться о моральном состоянии команды. Мне надоели пельмени, бульон из кубиков, сухой закон.
Жизнь и так достаточно хреновая. Ищи нам какого-нибудь продюсера, нужны деньги.
— Серьезно? Ну ты, Станислав, оригинал. Никому не нужны, а тебе вынь да положь! Что ты говорил о Кате Сметаниной? Какие возникли сложности?
— Катерина влюбилась! Даже не так! У нее серьезный роман с "новым русским". И молодой мужик со своими миллионами и "Мерседесами" сдался на милость победителя. Я ее увидел, не узнал. Деньги, Лев Иванович, страшная сила!
— Скажи что-нибудь пооригинальнее, — вставил Гуров. — А ты здесь при чем? Ты девушку к себе в койку не тащишь.
— Ты правильно выразился, я теперь абсолютно ни при чем. Об этом мне девушка вежливо, но недвусмысленно сообщила. У нее ныне четкий распорядок дня, который начинается значительно позже полудня. Уйма забот. Массаж. Парикмахер. Новые подруги... Магазины... Опер тут не вписывается. И ни с какой буфетчицей она знакомиться не пожелает, тратить на нее время и пить в подсобке не будет.
— Станислав, как получилось, что у нас нет ни одного подходящего агента? — спросил Гуров.
— А мы последнее время все в высших сферах кувыркаемся.
— Раз Игорь Гойда сказал, что девица что-то скрывает, значит, так оно и есть.
— А чего ты от меня хочешь? У тебя жена актриса, обратись к ней, Марии полезно пообщаться с простым народом.
— Интересно, — Гуров кивнул. — Давай еще что-нибудь.
— Надень старый костюмчик, пару дней не брейся, дерни стакан и валяй сам.
— А если ты? — В голосе Гурова прозвучала просьба.
— Мне при моих внешних данных понадобится месяц и более, с непредсказуемым результатом. А нам нужен ответ через два-три дня.
— Вот попали, на ровном месте и мордой об асфальт, — подвел итог Гуров и услышал, как хлопнула входная дверь. — Сколько же сейчас? — Он глянул на часы. — Мария вернулась.
Она, как обычно, первым делом скинула шпильки, вошла на кухню, сказала:
— Привет! Не знала, что у нас гость, туфли сняла. Извини, Станислав, — оглядела пустые тарелки.