Смерть в своей постели
Шрифт:
— Вы давно с ней здесь живете? — спросил Пафнутьев, понимая многозначность своего вопроса, сознавая, как много на него можно дать совершенно пустых ответов. Но слова Вохмянина были самыми неуязвимыми.
— С самого начала, — ответил телохранитель.
— Начала чего?
— С тех пор, как строительство дома вышло из нулевого цикла, и появились стены, крыша, полы… С тех пор, как Объячев пригласил меня в качестве телохранителя, а Катю… — Вохмянин на секунду замялся, — кухаркой, домоправительницей… В общем, на ней было все хозяйство дома… Кормежка строителей, расчеты с экскаваторщиками, выяснение отношений с соседями, которые все норовили сдвинуть заборы
— Как вам не стыдно! — воскликнула она звонко, но не истерично, не визгливо. Юшкова прекрасно владела собой, и Пафнутьев заметил, как она бросила на него взгляд, пристальный и твердый, — похоже, надеялась на поддержку.
— А мне стыдно, — спокойно сказал Вохмянин, не отрывая взгляда от пылающих нефтехранилищ Сербии, которые доблестные натовские пилоты продолжали бомбить с какой-то идиотской методичностью.
— За что вам стыдно? — спросила Света растерянно, Вохмянин ответил не так, как она ожидала.
— О, милая девушка, — протянул телохранитель, вытягивая перед собой ноги и скрещивая их чуть ли не в двух метрах от кресла. — Если я начну перечислять все поводы, но которым мне бывает стыдно… Это займет много времени. Не думаю, что мое перечисление всем будет так же интересно, как и вам. — Вохмянин подмигнул Свете, дескать, милочка, мы-то с тобой прекрасно все понимаем, мы-то знаем, о чем идет речь, и нам нет надобности пудрить друг другу мозги.
Пафнутьев молча смотрел на эту сцену, не представляя, как ему поступить. Все это могло выглядеть невинной перебранкой людей, которые не очень любят друг друга, но вынуждены жить под одной крышей. Так бывает в квартирах, в конторах, да что там — в трамваях схватываются люди, которые видят друг друга минуту-вторую и успевают за это время проникнуться такой ненавистью, что готовы на все, убить готовы, а, выйдя на остановке, шарят по карманам в поисках валидола, потому что без валидола могут тут же помереть. А у этих было время, чтобы их чувства вызрели, определились не только на мимолетных впечатлениях, а с убеждениями и выводами.
Да, все это могло выглядеть невинной перебранкой знакомых, если бы не знал Пафнутьев, что половина этих людей — убийцы.
— Можете начинать! — звонко и зло сказала Света. — Скажите, наконец, хоть две-три причины, по которым вам становится стыдно!
— Пожалуйста. — Вохмянин лениво, даже с некоторой величавостью навел пульт на телевизор, убрал звук, и теперь люди на ночных улицах Югославии умирали в полной тишине. — Мне, например, стало стыдно сегодня за вас, красавица.
— Да? — удивилась Света. — Что же во мне огорчительного?
— Меня огорчило нечто не в вас, а в сарайчике на краю участка, который вы посетили днем. Я заинтересовался вашими передвижениями и тоже зашел туда. Вам сказать, что я там увидел?
— Что же вы там увидели?
— Труп.
— Чей? — Света прижала руки к груди.
— Сами не знаете?
— Чей труп вы увидели в сторожке? — спросил у Вохмянина Пафнутьев, ужаснувшись тому, что смерть бомжа
— Бомжа, — ответил Вохмянин. — Ваша работа? — спросил он у Светы.
Вместо ответа Юшкова резко повернулась и выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь, и Пафнутьев, подойдя к окну, в свете фонарей увидел, как девушка в комнатных шлепанцах не разбирая дороги несется к сараю. Вот она добежала до двери, распахнула ее, и через секунду окна сторожки осветились ярким светом.
— Похоже, Света знала, где расположен выключатель, — пробормотал Худолей, пристроившись у окна рядом с Пафнутьевым.
— Похоже, — согласился Пафнутьев. Оглянувшись, он увидел, что Вохмянин наблюдает за ним с поощрительной улыбкой. — Но если это ее работа, то зачем она туда побежала?
— После убийства человек некоторое время находится в шоке, — ответил Вохмянин. — Поступки совершает странные, непредсказуемые, часто губительные для самого себя.
— Я вижу, вы хорошо в этом разбираетесь?
— В чем?
— В том, как ведет себя человек после совершения убийства, какие поступки совершает, как сам себя губит… Откуда у вас столь странные знания?
— Я же бывший мент, — рассмеялся Вохмянин. — Мы с вами одной крови.
— Да? — Пафнутьев снова приник к окну. И увидел, как от сарая к дому, по лужам, взламывая легкий ледок босыми ногами, идет Света. — Если она убила старика или хотя бы приложила к этому руку, то зачем ей туда мчаться? — спросил Пафнутьев и сам себе ответил: — Сие есть тайна великая, непостижимая.
— Преступника всегда тянет на место преступления, — заметил Вохмянин, снова уставившись в экран телевизора, — на этот раз там мелькали кадры разбомбленного туберкулезного диспансера.
— Прямо вот только убил, и сразу назад тянет? — поинтересовался Пафнутьев.
— Я — бывший мент, а вы нынешний… Вам виднее.
— Конечно, — кивнул Пафнутьев. — Вне всякого сомнения.
— Вот и я о том же. — Вохмянин просто не мог допустить, чтобы последние слова в разговоре были не его, чтобы собеседник подвел итог беседе.
Пафнутьев склонил голову к плечу, потом к другому, все это время с нескрываемым удивлением рассматривая затылок Вохмянина — плотный, мясистый, с округлыми поперечными складками. Он видел, что тому мучительно хочется оглянуться, посмотреть на Пафнутьева, оценить его отношение к своим словам. И эти его душевные муки четко отразились на затылочных складках — они налились красным цветом, слегка увлажнились, Вохмянин протер их платком, но так и не оглянулся.
В прихожей хлопнула дверь — вернулась Света. В каминный зал она не вошла. В наступившей тишине послышались ее легкие шаги по винтовой лестнице. Все понятно, ей надо было срочно надеть на ноги что-нибудь теплое.
— Как бы не сбежала, — обронил Вохмянин, не оборачиваясь.
— Авось, — ответил Пафнутьев.
В этот момент входная дверь хлопнула посильнее.
Все обернулись на грохот — в арочном проеме каминного зала стоял Шаланда.
Пафнутьев ощущал полнейшую растерянность — события происходили не так, как он предполагал, да и не те события, которых можно было ожидать, совсем не те события. На второй день после многократной смерти Объячева на острие всех событий неожиданно оказался бомж, человек, который, казалось бы, ни к чему не имел отношения, которого попросту терпели из жалости, из странной такой жалости. Так жалеет хозяин поросенка, чтобы в конце концов его зарезать к Новому году, так можно жалеть кур или вообще любую скотину, но бомж…