Смерть в Византии

Кристева Юлия

Дети и старики потрясали перед стеклами его красной «панды», которая не осталась незамеченной, помидорами и салатом, отравленными, как они утверждали, американцами. Повсюду — сгоревшие дома, заброшенные поля, выжженные леса. «НАТО оценивает восстановление Югославии в 35 миллиардов долларов», — приходило ему на память вместе с туманным образом некоего профессора Крест-Джонса, поддержавшего со своими коллегами крестовый поход западных стран против кровавого Милошевича. Вспомнилось и то, как он оценил иронию Уоррена Кристофера: «Когда Милошевич пускает в ход свое обаяние, понимаешь: доведись ему родиться в ином месте, он стал бы успешным политиком при демократической системе». Провидение уберегло Санта-Барбару от Милошевича! При том, что граница между двумя мирами не такая четкая, как говорят, — бывает, поступательный ход Истории стопорится. И все же видеть разрушительные последствия военных действий и читать о них в Интернете — не одно и то же. Даже если допустить, что частично в том повинна пресловутая

меланхолия, столь свойственная славянской душе, прямо-таки расцветающая в этих местах. После падения Берлинской стены балканские крестьяне захотели всего и сразу, откуда и взялась их возросшая озлобленность, которая вряд ли когда-нибудь ослабнет. Эти люди нас ненавидят, это в порядке вещей, но, к счастью для нас, еще больше они ненавидят исламистов. Вот кто по-настоящему внушает им страх, как и девять — да что я говорю, больше, — веков назад, и им должно быть хорошо известно почему. Человеческие жизни вертятся по кругу, как эти льдинки в моем стакане со сливовицей: опишут от силы три круга, и от них остается пшик.

Нога Си-Джея жала на акселератор, «панда» подпрыгивала на ухабах разбитых дорог, бесконечное полотно которых разматывалось перед ним, а он едва ощущал усталость и свои онемевшие плечи. Кем же был Адемар? Мистиком? Наверняка — как и все крестоносцы. Только Святая Земля — колыбель христианства, и Гроб Господень — объект поклонения, могли привлечь к походу этого аристократа, взращенного на почитании святых мест и Богоматери Пюи.

А как же быть с опустошением и разрухой, которыми сопровождались крестовые походы? Да и были ли они столь разрушительны, как считается? Арабские хроникеры XI века знатно преувеличили последствия, вплоть до того, что назвали захватчиков каннибалами: вот вам и промывка мозгов! Но в таком случае, если свободные нации сегодня хотят объединиться вокруг общих ценностей, которые могли бы стать своеобразным коллективным кредо, разве они тысячу раз не правы, предпринимая современный крестовый поход с использованием управляемых снарядов, самолетов-невидимок и противоядерных соединений? Пусть и с ковровыми бомбардировками, разрушением мостов и электростанций, заражением посевов и лесов — этих легких как старой Европы, так и других стран?

Или взять хотя бы евреев, по преимуществу бродяг, странников, открывших миру богатство кочевой культуры, за что Си-Джей их искренне уважал, нет проблем, Эрмина может подтвердить, ведь в своем поиске корней эти столь непреклонные люди, воображающие, что они самые что ни на есть и что все в мире пошло от них, хотя почему бы и нет, все может быть, вопрос исследован не до конца… так вот евреи, разве они не вечные крестоносцы, всеми средствами — и сегодня больше, чем когда-либо, — сражающиеся во имя того, чтобы оставаться единственными оседлыми жителями Святой Земли, которая в такой же степени их, как и мусульман, и христиан? Это не одно и то же, — возразите вы мне, — они всего лишь возвращают себе землю, которой их лишили, и отстраивают для себя надежный оплот после ужасов Холокоста. Положим, что это так, но ведь палестинские камикадзе рассуждают в точности так же и на той же самой земле, окрашенной для них в иные временные цвета, know what I mean.

Си-Джею повсюду виделась ненависть, поднимающая одни племена на других: и впрямь, существовало ли что-то иное, кроме резни, развязанной крестоносцами, да и задолго до них? Однако все, что было связано с Адемаром, казалось ему более чистым, справедливым, что ли, и загадочным. Крестоносец? Бесспорно. И даже первый среди них, однако воспламененный или скорее умиротворенный побуждением иного рода. Как бы это объяснить? Чем-то, что существовало до того, как дух крестовых походов вселился в нас, чем-то более существенным, присущим человеческой натуре. Что было задолго до жестоких убийств, ставших возможными только с появлением в жизни техники, все более изощренной и действенной в искусстве уничтожения всего живого на земле, да и самой земли. Си-Джей еще не знал, что это такое, и надеялся прояснить в ходе своей поездки.

Си-Джей не исключал, что, живи он в XVIII веке, он был бы заодно с Вольтером, высмеявшим крестовые походы, «этот новый вид людского тщеславия», «эту заразную ярость», и именовавшего Петра Пустынника не иначе как его хлестким прозвищем Кукупетр! «В Италии поплакали, взялись за оружие во Франции», «Наперегонки стали хвататься за крест», — иронизирует фернейский мудрец. [59] Лучше не скажешь! И все же вопрос остается: в чем причина? В том ли, что эта страна была населена новоявленными господами, любящими военные забавы, погрязшими (согласно просветителю) в преступлениях, которыми чреват разврат, и увязшими в невежестве столь же позорном, как и роскошь, которой они предавались? Предположим, это так. Но Адемар-то был не из их числа! Си-Джей обратился к Фульхерию Шартрскому, Анне Комниной и Ибн аль-Асиру, чтобы подкрепить свои гипотезы и догадки.

59

Прозвище Вольтера: по названию местечка Ферней, где он проживал с 1759 г. по 1778 г.

Адемар искренне верил: его долг —

спасти чистоту христианской веры, то есть европейской, в понимании Си-Джея, но не за счет истребления исламистов, а лишь раскрывая им истинность христианского послания, которое — и в этом Адемар ни секунды не сомневался — более сложное и более человеческое, чем послание Аллаха. Епископ Пюи готов был даже спорить об этом с Алексеем I, а может, и с Анной, его дочерью, славившейся своей образованностью, несмотря на юные года, а то и с религиозными вождями сарацин. О нем пошел слух, но не как о еретике, а как о человеке особом, странном, возможно, даже чудаке. В этой легенде наверняка была доля истины. В средние века люди испытывали страх перед диким зверем и непогодой, во всем полагались на Бога и имели обостренное чувство чести, верности слову. Все это так. А что еще? Наверняка этот епископ, отличавшийся незапятнанным благочестием и независимым умом, человек передовых взглядов, критически относился к иным догмам. Си-Джей хотелось в это верить, кроме того, становились понятны некоторые пробелы в биографии Адемара. Стремился ли тот отгородиться от фанатизма, как говорят сегодня, считал ли, что истина — тайна за семью печатями? Поскольку послание Христа взывало к миру, не требовалось ли воплотить этот самый мир в подлинных христианах, в уважении к каждой отдельно взятой личности?

Этот легат Святого престола, первый крестоносец, возможно, и был крестоносцем, но нетипичным. Си-Джей, воображая его таким, делал из этого вывод, что оттого-то епископ Пюи и не пережил трудностей похода. Он умер от чумы, а может, и от иной хвори, 1 августа 1098 года у ворот Антиохии, найдя Святое Копье… [60] jeez! Оплакивали его всем войском. Однако и врагов у него было достаточно, в частности, среди самых горячих голов, некто по имени Варфоломей, соперничавший с ним в благочестии, заявлял, что ему было видение святого Андрея, указавшего местонахождение этого самого Святого Копья! Вышеозначенный святой не требовал от вояк соблюдать в течение пяти дней пост — впрочем, есть все равно по большей части было нечего, — или грабить вражеские лагеря, к великому неудовольствию Адемара, рассудительного, но иначе, и более терпимого в своем обличье солдата воинства Христова.

60

Речь идет о копье, которым римский центурион пронзил бок Христа.

Си-Джей терпеть не мог этого Варфоломея и вообще сам тип ясновидцев, толпившихся вокруг епископа из Пюи. Умиротворитель и объединитель Адемар был человеком другого склада, в чем Си-Джей убеждался по мере продвижения по Косову. За восемнадцать лет своего духовного царствования в Пюи тому удалось усмирить неугомонных баронов и заставить их вернуть церковное и монастырское добро, которое они награбили. Именно ему обязаны мы гимном крестоносцев «Salve Regina», обращенным к Пресвятой Деве.

Ad te clamamus, exsules filii Hevae… Et Jesum, benedictum fructum ventris tui, nobis post hoc exsilium ostende, о clemens, О pia, о dulcis Virgo Maria! [61]

61

К тебе взываем в изгнании, чада Евы… И Иисуса, благословенный плод чрева Твоего, яви нам после этого изгнания. О кротость, о милость, о отрада, Дева Мария! (лат.)

Был ли Адемар изгнанником, делящим с прочими горе и радость, или уже встал на путь примирения всех в Одном? Если так, то голгофа его обладала привлекательностью, во всяком случае, порицать его Си-Джей не мог. Адемар был предтечей, но, увы, весьма дальним, умершим девять веков назад… jeez!

Дороге нет конца, и повсюду, куда ни кинь взгляд, — поля с тощей пшеницей, целина, пыль. Отсутствуют дорожные указатели — цыгане выдрали их из земли и приспособили для нужд табора: жарить баклажаны и перцы. Нищета, какой свет не видывал, и это начало третьего тысячелетия! Европе Балканы больше не верят, может, еще чуть-чуть верят НАТО. Си-Джей притормаживает, достает дорожную карту — ни единой зацепки, тем хуже, вперед, на юг, влево, попытаться в один из ближайших дней выбраться на дорогу, ведущую к Филиппополю.

Епископ оставил в Филиппополе своего племянника Эбрара Пагана (или, согласно некоторым источникам, де Пэна): это открытие принадлежало Себастьяну. Еще одна его гипотеза, которую он выдвинул и защищал на коллоквиуме по нумизматике в Будапеште в 1988 году и в Палестинском университете Бир-Зейта в 1993 году. Его сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы, вызвало «крутое обсуждение», как там говорят: иные коллеги выказали благосклонность, кое-кто заподозрил его в чистой умозрительности, что как раз и требуется, чтобы превратить вас в звезду подобных собраний. Но теперь он добудет последнее непреложное доказательство, наука ведь требует служения — по крайней мере гуманитарная наука.