Смерть в Византии
Шрифт:
— Я тебе скажу, что меня шокирует больше всего. — Сью уже не сбить с пути. — То, что они хотят ввести закон, — это нормально, это их работа, всех этих юристов, синдикалистов и т. п. Но ты же знаешь, их уже не остановить, а бабы — так те от этого еще и возбуждаются, прямо кипятком писают, так мы им не даем покоя! Тьфу, гадость!
Попов пришел сюда, однако, не за тем, чтобы выслушивать ее разглагольствования по поводу секс-тружениц.
— Скажи-ка, ты уже в курсе по поводу убийства на факультете? Кстати, дарю тебе сюжет для твоих депутаток: «Университет и проституция»… Некий Минальди — это тебе что-нибудь говорит? — Попов самостоятельно докопался до того, что Минальди посещал Клуб деятелей культуры, иначе говоря, бордель, хозяйкой которого
— Не смотрю телевизор и не читаю. Ты меня знаешь: я пишу, — с апломбом отвечала Сью.
— От тебя не требуется читать, и телевизор смотреть — не преступление. Успокойся, я знаю, что не ты кокнула Минальди. Он был одним из твоих клиентов, — проговорил Попов, глядя ей прямо в глаза.
Сью не была уверена на все сто, что ее литературная слава способна оградить ее от полицейских ищеек. Ну да, знала она этого Минальди — кстати, совсем не в ее вкусе, — приходил вкусить острых ощущений, выдавая себя за кафедральное начальство, перед тем как отправиться к жене своего шефа, которая наставляла с ним рога своему муженьку. Здесь он разогревался. Нет, не по ней весь этот психологический бульон… Слабак, хлюпик. И это не секрет, все в клубе это знали, да и на роже у него было написано…
— А он тебе, случаем, не говорил, что у него и с китаянкой была интрижка? — перебил ее Попов.
— Да нет, ты на ложном пути! Эта малышка — вулкан, насколько мне известно от одной из моих девушек, хорошо ее знавших, потому как они были землячками, обе из Гонконга. Минальди был не в ее вкусе. Зато к его завкафедрой она была неравнодушна, если верить той же девице, но это — суперсекретно. Девица как раз принимала этого самого Минальди, он представился ей как завкафедрой, имя вот только позабыла… Ну и видок у тебя! Об этой китаянке и ее завкафедрой тебе могла бы много чего рассказать ее землячка, если ты не спешишь. Но это не Минальди. Ну, пока, — в замешательстве протянула она.
Попов уже не слушал ее. Инспектор был оглушен известием, которому предстояло поколебать все гипотезы комиссара. Ежели только Рильски самолично… либо… либо…
— Да-да, красотка, ты же знаешь, как я тебя ценю. Ей нет цены, правда, Ники? Увидимся. — Он заспешил. Мобильный звонил не переставая. — В этой треклятой стране ни шагу без полиции. Ну все, больше не беспокою. Чао.
Вот уже десять дней, как Санта-Барбару заливало дождем. Сплошной мрак! Просветы наступали внезапно и длились недолго. Как раз сейчас немного прояснело, и грязные стекла заведения Сью озарились пробившимися сквозь тучи солнечными лучами. Было похоже на то, как если бы робкая надежда коснулась сердец обитателей этой потерявшей ориентиры планеты, чтобы потом еще сильнее прибить их к земле, отняв даже тень иллюзии.
Три пути, ведущие в Пюи-ан-Велэ. Путь первый
После Лиона и Сент-Этьена автострада № 88 прямиком вела его в Пюи-ан-Велэ. Перед самым городом Себастьян свернул на 136-ю дорогу местного значения, ведущую в Монтёй. «Здесь комнаты не сдают», — ответили ему в турбюро и подыскали ночлег в Шаспинаке. А он так рассчитывал остановиться в Монтёе: зелень, холм, курящаяся внизу долина, затаивающийся в Пюи туман. Здесь дышишь в полную мощь легких, здесь так хорошо пахнет свежей выпечкой — маленький рай, каких уж больше не сыскать на земле, оранжерея, и вот на тебе — нет комнат. Ну что ж, пусть будет Шаспинак — хозяйка-чистюля, комнатка пахнет вербеной и украшена кружевами местного производства. Г-жа Бесс считает своей обязанностью рассказать о гордости этих краев странному постояльцу, разглядывающему бабочек на кружевах. «Это фабричная метка нашего кружева. Вы, конечно, знаете?» — «Разумеется. Останусь у вас на недельку, здесь так мило».
Распрощавшись с хозяйкой, он снова садится в машину и въезжает в Пюи с северо-запада. Оставив «панду» между башней Паннесак и статуей Лафайета, пешком отправляется по проспекту Катедраль к улице де Табль и собору Нотр-Дам.
—
— Даже гадкий какой-то, если сравнить с Парижским, Страсбургским или Шартрским. Разве ты не видишь, этот собор — что пьяный корабль, который забросило на скалу посреди Оверни? Нагромождение стилей, этажей и мостиков, плывущее по площади! Так и кажется, что он движется, покачиваясь на волнах. (У дамы в руках был туристический буклет.)
— Упившееся лавой чудовище, притягивающее путников. Место, где совершаются либо чудеса, либо преступления, — гнул свое мужчина.
— Взгляни на этого каноника и эту канонессу, они словно рвут друг у друга из рук посох. Вон, на капители. Словно колдуны, вышедшие из вулканического пламени или ада.
— А эти двое, мужчина и женщина, между которыми сирена… кажется, символ вожделения?
— А ты не находишь, что фасад собора какой-то не католический, скорее византийский или арабский. Что ты о нем скажешь? Если только и он тоже не вышел прямиком из недр вулкана, как Черная Мадонна? [100]
100
Мадонна в соборе Пюи-ан-Велэ традиционно черного цвета. Та, что была доставлена крестоносцами с Востока — из кедра, оклеенная тонкой тканью и выкрашенная в черный цвет, с глазами из стекла и необыкновенно длинным носом, — была сожжена 8 июня 1794 г. Позже ее заменили другой, но тоже черной.
— А ведь «вел» в слове «Велэ» — тот же корень, что и «Hell». [101] Я же тебе говорил, мы в соборе Преисподней.
— Думаешь, тут и духи водятся?
— Не стоит преувеличивать, хотя и впрямь эта Черная Мадонна меньше похожа на матерь Иисуса, чем на Черную Мадонну алхимиков.
— А все эти дикие звери — лисы, львы, волки, медведи, чьи морды торчат из листьев декора, идущего по фризу монастыря?
— Тогда все это водилось в горах, люди жили в суровом братстве с живым миром.
101
Ад (англ.).
— Кто про что, а ты про охоту! А я думаю, люди представляли себя в облике животных, как художники грота Ласко, изображавшие себя в виде бизона или лошади.
— Посмотри, слово «Аллах» арабской вязью вырезано на стене! Неплохо, да? И это в эпоху крестоносцев!
— А купола, а византийский фасад? Да этот собор поистине творение дьявола! А еще объявлен ЮНЕСКО национальным достоянием… да от него попахивает серой, тебе не кажется?
— Ты упорствуешь в своем видении христианства как чего-то ангельского, тогда как христианская вера всегда была горнилом, печным алхимическим тиглем, я тебе тысячу раз говорил.
— Я видела внизу в киоске книгу: «Смерть в соборе, или Открытая дверь». Напомни мне, чтобы я снова туда заглянула перед уходом. Тебе ничего это название не говорит?
— Все написано заранее, кроме того, само место словно предназначено…
Си-Джей рассеянно прислушивается к их разговору, то удаляясь, то вновь возвращаясь к парочке туристов, то досадуя, что не одинок, то радуясь этому. Он взобрался на скалу Корнель, состоящую из вулканических коричневых и черно-янтарных пород, пемзы и оливково-серого андезита, одолев сто тридцать четыре ступени лестницы, и как вкопанный застыл перед воротами из кедра этого романского собора, который с V по XII века штопал плащ Арлекина, накладывая на него то восточные, то испанские заплаты. Природа и История, лава и вера, восточные и западные мифы причудливо переплелись в нем, создав неповторимый облик Оверни.