Смерть в живых образах
Шрифт:
Драго повернул стул спинкой к Стейси. Сидя теперь уже не подвижно, он внимательно смотрел на отражение девочки в зеркале в другой части комнаты и кивнул, вспоминая про этого беспризорника.
– Ты из-за него переживаешь?
– Жалко. Он же не виноват, что остался один и совсем без помощи. Он же не понимает, а они не видят, они все не видят, что творят…, делают только хуже.
Стейси заплакала. Ее сердце отяжелело.
– Стейс, ты не сделаешь лучше. Не поможешь не им, не ему. Тебя не услышат, может даже против тебя выступят. Не делай себе хуже, такие беды есть у каждого, просто ты их не видишь. Ты даже своих-то бед не замечаешь. У тебя слез не хватит их всех оплакать и сил, чтобы хоть кому-то помочь. У тебя большое сердце, доброе. Ты обитель добра в этом мире. Но, Стейсти, нету добру без зла. Ты так с ума сойдёшь к моим годам.
Выдержав ровно девять секунд молчания, дав оплакать старую тему
– Ты слушай, этот город давит на меня, что не квартал, то кладбище с живыми мертвецами, где гробы-дома.
– Хва-атит, опять ты о страшном.
– А что страшного? Ты смерти боишься?
Сказал он с лёгкой, доброй насмешкой, узнав в этом детском страхе себя прежнего.
– А ты знала, что можно не умирать?
С напущенной серьёзностью продолжил он.
– Как говорил один мёртвый вечноживой о нашей столице, «этот город страшней, чем оживший мертвец» …
– О, а как это так, "мёртвый вечноживой", так он умер или нет?
– Когда ты умираешь, в этом мире ты живёшь в делах своих. Если у дел была красивая цель, к примеру, делать мир лучше. Добавляя в него красивые песни, страшные, как у достоевского, книжки, умные, как у Менделеева таблицы, то тебя будут помнить. Как давно бы ты не помер. Твой голос будет звучать и успокаивать через динамики того, кому сейчас раздирающе плохо… А тот, кому плохо, когда через время будет вспоминать свои мучения, то с уважением вспомнит о тех, кто отзывался в его чувствах и отражал их. К примеру, в виде музыки, книг, идей. Ну и о том, кто придумал наушники… и о всех китайцах, что их делали.
– А ты будешь жить вечно? Ты же знаешь, как не умирать?
– Смотря в каком смысле. Если не жить, то ты и не умрёшь. Разве похоже, что я действительно живу?
– Но ты тут сидишь.
– Но этого недостаточно. Я многое не могу, остальное не хочу. Я давно перестал жить и начал доживать.
– Значит, ты не умрёшь?
– Когда-нибудь я все же окажусь дома. Правда, домик тот тесноват, но ничё.
– Ну ты зануда. Давай о скучном говорить не будем. Лучше скажи, какие страшилки писал Достоевский?
– Он писал правду о людях. Ты в школе его потом проходить будешь, но я тебе советую его пока не читать. В школе это слишком рано, и ты просто не поймёшь ничего. Или поймёшь не так. Все задания я сделаю за тебя и сам буду рассказывать тебе нужные истории, что бы ты писала свою.
– Ты же говорил когда-то, что каждый пишет историю своей жизни. Значит я в любом случае напишу свою.
– Когда я это говорил, я не знал, что не все истории имеют конец. Они просто останавливаются в начале и всё. Это хуже, чем страшный конец. А я тебя научу видеть хэппи-энд в любой сказке.
– А может лучше-можно её не заканчивать?
– Можно, но не нужно. Нужно закончить, чтобы начать новую. Лучше или хуже, как повезёт. Если твоя сказка про страх и боль, значит следующая будет про счастье. После голода, для тебя даже хлеб будет сладким и это будет не иллюзия.
– То есть, быть бессмертным плохо?
– Быть бессмертным сложно. Пока ты не поймёшь, что за концом всегда идёт другое начало, ты смертен. Но за то так интереснее. Нет ничего однозначного. Не бывает только добрых или злых людей, белых или черных героев. Есть разные оттенки серого – смешение разного количества добра и зла. Ты можешь делать акцент на добро, но без добавления хоть капли зла, ты сломаешься.
– И что я должна делать по-твоему? Бить того его со всеми?
Стейси снова вернулась к теме того мальчика. Драго не сразу это поняв, помедлил с ответом.
– Н-нет конечно. Добавь каплю зла в себя. Он же получает не просто так. Да, ты видишь всю картину и причину, и итог, а они не видят. Для тебя они злодеи, а он жертва, для других всё наоборот. Просто прими мир таким, ты поймёшь, что это не безумие, а порядок. Его нельзя осознать, будучи его частью. Этот мальчик вырастет хорошим парнем, если поймёт урок. Прими эту черную звезду, за его несчастьем будет радость. Он сможет сделать больше, чем когда-либо сможем мы. Только если справиться.
Девочка уже перестала плакать. Она легла на кровать, и закрыла глаза. Ее лицо побледнело, она закрыла глаза и улыбнулась до ушей. Она стала спокойна. Она поняла, что переживать правда не из-за чего. И продолжила говорить:
– Он потом поймёт, что никогда не умрёт до самой смерти. Даже как то странно. Как то, что он наполучал шишек сделает его сильным?
– Люди неидеальны и глупы. Иногда, их нужно пнуть, обидеть, перевернуть весь их мир. Чтобы вытрясти всю дурь, которая обязательно есть в каждом из нас. Сами мы от неё не избавимся, даже если и найдём. Но специально
– Не знаю. Вроде правду говоришь, но мне все равно плохо.
– Просто ты согласна головой, но не сердцем. Оно у тебя слишком доброе от того и плачет вечно. Раз головой ты со мной согласна, то и сердце скоро согласиться, но пока, как обезболивающее, предлагаю дозу яда. Как и вино, в виде слов.
Во время этих слов Стейси смотрела на мертвецки бледного, почти прозрачного своего друга своими добрыми зарёванными глазами. Она увидела, как сострадающий и жалостливый его взгляд стал ехидным, а лицо исказилось в больной ухмылке. Стейси оказалась как бы в змеиной ловушке. Искренне испугавшись укуса, после которого ей никогда не оправится. Стул, на котором сидел Драго, был развернут к девочке спиной. Пока он говорил, встал на колени и возвысился над девочкой ещё больше. С концом фразы, не отводя хищный взгляд, опустил одну ногу назад, на пол для опоры и развернул стул по своей оси сделав рывок в сторону окоченевшего ребёнка. Он открыл рот и заговорил. Его не было слышно, это была не речь. Парень молча сказал два слова. Стейси их услышала. Она их приняла в себя. Необъяснимая, беспричинная для стороннего, улыбка разогрела её онемевшее от слез лицо. Тело залилось холодным оловом. В её комнате старый потолок, с паутинами и жёлтыми пятнами покрылся тучами. Молнии с него били за спиной Драго, звук ударов отражался в глазах Стейси. Ей больше не больно.
На следующий день, поздним лёгким утром выходного дня, спустя три мгновения после тёмного, глубокого сна она испугалась, что теперь другая. Она вспомнила про того побитого мальчика. Ей теперь его одинокого жалко и спокойно за то, что с ним сейчас и то, что будет. Конечно, она не оформляла свои мысли в такие сложные для ребёнка слова. Без них, мысли в чувствах отражаясь, понимались её умом и сердцем ещё лучше, чем у взрослого в ограниченных понятиями и значениями – словах. Через день, неделю или месяц, повзрослевшая умом девочка захотела погулять со своим необычном другом. Они уже пару раз виделись на улицах. Стейси знала его обычный маршрут через узкие переулки и городское кладбище, стоявшее с момента постройки первых домов в её районе. Она не боялась идти через такие места. Ведь хоть уже был почти вечер, когда она дошла до тяжёлых, потрескавшихся склепов, солнце ещё светило слегка алым оттенком. Вечерний холод или глупый страх давно полностью мёртвых людей её не волновали. Драго ходил через извилистые тропы кладбища всегда одной и той же дорогой через самые простые надгробья и кресты. Стейси уже ходила пару раз здесь. Тоже вечером и читала имена и годы, порой очень короткой, жизни. Тут все разы сидела старая женщина, очень тихо говоря с парой цветов на аккуратном земляном бугорке. Через неё нельзя было увидеть годы жизни и имя похороненного. Но почему-то Стейси была уверена, что там лежал её ребёнок. Забив голову тяжёлыми мыслями, а сердце первыми с прошлого разговора с Драго переживаниями, она вышла с кладбища. И перейдя дорогу зашла за угол почерневшего дома в чистую, извилистую с проросшей травой подворотню. Ее сердцу стало невыносимо тяжело на столько, что она ели могла идти по своему пути. За ещё одним поворотом, в глубине домов с вечно закрытыми ставнями, битыми стёклами или вовсе заколоченными окнами, посереди старой брущатки лежал бледный Драго. Лежал прямо, открытые глаза направлены в редкие алые облака. Его руки лежат на груди. Правая держала два цветка ромашек, а левая держала маленькую, прямоугольную фотокамеру. Стейси не видя лица парня. Но даже за секунду до того, как его увидела, знала, что это он там лежит. Не живой. Мир в глазах поплыл. Окна домов, на фоне из ровной решётчатой структуры, стали напоминать хаотичные соты пчёл. Пока девочка бежала к своему другу, в её сердце была наивная надежда, что это не он. Даже когда она, склоняясь над ним, смотрела прямо в его спокойное, окоченевшее лицо она не могла поверить своим глазам. Она упорно, злостью вытирала залившие её мир слезы, в надежде увидеть чужое, незнакомое лицо. Надежда быстро покинула её, сделав и так невыносимую боль ещё сильнее. У Стейси перехватило дыхание. Все тело содралось от конвульсии, и она упала на спину рядом с ним. В сторону головой к месту, от куда пришла. В контраст с трупом, она увидела, как будто со дна старого кирпичного колодца, темно-синее небо с ярко-красными облаками – отражение заката. Стейси закрыла глаза. Там, от куда шла девочка, появился совсем молодой парень. Он спокойно подошёл к девочке, медленно присел рядом с ней, наклонился ближе к её лицу и сказал только три слова.