Смерть за хребтом

Белов Руслан

– Я убью тебя, все равно убью, – брызжа слюной, зашипела она на уже значительно обогатившейся и ставшей привычной моему уху смеси языков. – Ты не уйдешь от меня, не спрячешься! Я найду тебя в Иране, России, везде найду! И эту дрянь найду!

Рубашку мне Лейла заменила. Не на новую, правда, но стиранную. Потом мы легли спать, но уснули не скоро.

8. Ведьма на колесах. – Во власти пустыни. – Охота на охотницу. – Прощай, Белуджистан

Ранним утром нас разбудил доносившийся из гостиной бас Шахрияра. Лейла быстро поднялась и побежала умываться. Я, не вполне еще проснувшийся, вышел к Шахрияру.

Он похлопал меня по плечу своей громадной ладонью и повел завтракать. К восьми часам мы уехали.

За руль села Лейла, мы же с Шахрияром разместились на заднем сидении. Первый КПП был на пересечении нашего переулка с дорогой Захедан – Забол и потому мы смогли его объехать по окольным улочкам.

Со вторым КПП было сложнее – он располагался на выезде из Захедана, там, где невысокие, выжженные солнцем хребты содвигались и не были разделены широкой долиной. Нам с Шахрияром пришлось идти в горы. На всем пути мы могли видеть КПП с огневыми точками, устроенными из мешков с песком, шлагбаумом и вереницей машин по обе его стороны. Почему-то рядом не было обычной белуджистанской башни с крупнокалиберным пулеметом – она ненужно белела далеко в отрогах противоположного хребта. Может быть, сейчас оттуда молоденький иранский солдатик, наблюдая наш маневр в бинокль, спрашивает своего командира о необходимости сообщения этого факта на КПП. Но телефона, скорее всего, у них нет, рации тоже, как и кончившегося еще вчера вечером “Винстона [22] ”.

22

Наиболее популярные сигареты в Иране.

“И к чему эту башню построили и зачем они там сидят?” – подумал я и вспомнил еще одно чудо местной фортификации – недавно виденный где-то в этих краях большой четырехугольный песчаномешочный редут с башенками по углам. В пустыне, вдалеке от больших дорог и населенных пунктов... Мираж, да и только...

Крепости и башни мгновенно растаяли в знойном воздухе, когда я увидел, что наша машина, преодолела блок-пост, но, не доехав до намеченного нами ранее места встречи около полутора километров, неожиданно остановилась. Немного погодя из нее вышла Лейла. Она открыла капот и начала копаться в моторе.

– Вот этого нам не хватало!” – вырвалось у меня. И не успел я добавить к сказанному обычное “Твою мать!”, как услышал у себя за спиной взволнованный голос Шахрияра:

– Look, look! – Это с КПП к нашей машине рванули два джипа, полных людей в военной форме.

Подъехав, солдаты высыпали из машины и окружили Лейлу. Через минуту трое солдат уже что-то делали, погрузив руки во чрево “Лендровера”. Лейла в стороне о чем-то болтала с офицером. Но все обошлось – через полчаса мы мчались к свободе со скоростью 200 километров в час.

Дороги в Иране всегда вызывали у меня вполне российскую зависть – 200-240 километров выжимаются хорошей машиной легко и без напряжения. Всегда в наличии вся полагающаяся дорожная и придорожная бижутерия и косметика, а если трассу решено обновить или отремонтировать, то старую не закрывают – просто рядом прокладывают новую. Правда, практически нет придорожных заезжаловок с шашлыком, лимонадом, бутербродами и сортиром, хотя в старину они явно были – довольно часто нам встречались живописные развалины карван-сараев. Глиняные, с размытыми дождями купольными крышами, они напоминали о том, что не всегда транспорт двигался с нынешней скоростью.

По обе стороны дороги расстилалась пустыня. Лишь вдали бурели полосатые горы – выходы гранитных интрузий, густо рассеченных более темными по цвету дайками андезитов. Спустя несколько часов этот унылый пейзаж сменился восхитительной для любого геолога картиной – по окраинам Забольской депрессии горы сложены слоистыми разноцветными отложениями древних морей – песчаниками, глинами, эффузивами, смятыми в столь причудливые складки, что диву даешься.

Я, забыв обо всем, не мог оторвать глаз от этого чуда природы. Шахрияр вывел меня из геологического экстаза, предложив совершить очередную прогулку вокруг КПП. Мы удачно проделали этот привычный уже ход конем и затем ушли в сторону от больших дорог.

После прогулки за баранку сел Шахрияр. Было видно, что ему хорошо известны эти места: он уверенно вел машину по петляющей грунтовке и без раздумий сворачивал на развилках. Дорога во многих местах была засыпана навеянным песком: рядом, на северо-западе простирался Дашти-Лут – пустыня, славящаяся своими песчаными бурями.

Мы сидели с Лейлой на заднем сидении, обнявшись, она рассказывала об отце.

Он был геологом-нефтяником и работал по контракту с известной иранской фирмой. Мать с ним познакомилась в Тегеране на приеме у одного из родственников. Когда роман их был в самом разгаре, грянула Исламская революция. Фатима, старшая дочь богатого торговца, не приняла перемен. Слишком много они ее лишили – ежегодных поездок на фешенебельные западные курорты (Майами, Ницца, Рио-де-Жанейро), ночных увеселений в барах и ресторанах Тегерана, приемов в шахском дворце, на которых она могла демонстрировать немыслимо дорогие наряды и драгоценности и многого другого [23] .

23

В послереволюционные годы одним из развлечений богатых иранских граждан стало просматривание видеофильмов, запечатлевших светскую жизнь давно ушедших лет, полуобнаженных певиц, поющих в кабаре или на вечеринках на коленях у пьяненьких джентльменов и пр. Перед отъездом из Захедана я видел один из таких полузатертых бесчисленными просмотрами фильмов – в нем хмельная, блестящая от пота миниюбочная Фатима выплясывает в кругу друзей полуевропейский, полуиранский танец).

В период антиамериканской компании любовника Фатимы на всякий случай обвинили в шпионаже в пользу США и стали разыскивать по всему Тегерану. Им пришлось тайно уехать в Захедан.

Уже на подъезде к нему, глубокой ночью, их машина на полной скорости врезалась в оставленный на дороге асфальтовый каток. Француз отделался царапинами, а Фатима, сидевшая за рулем, получила многочисленные ушибы нижней части тела и сильнейшее сотрясение мозга. Она быстро поднялась на ноги, но со временем стало ясно, что она практически полностью утратила материнские чувства, а сексуальность ее, вкупе с агрессивностью, выросли впятеро.

Когда все более-менее успокоилось, будущий отец Лейлы хотел через Пакистан уехать на родину, но первой попытки не удалась. Фатима понимала, что, отпустив любовника, она потеряет последнюю связь с милым ее сердцу прошлым. Уехать же с ним или без него она не могла – отец Фатимы к этому времени разорился и не мог обеспечить ей сносного проживания на Западе. И бедному французу пришлось прожить в сексуальной тяжелейшей неволе около полутора лет, по прошествии которых он ослаб физически и морально и за полной непригодностью был однажды ночью тайно выдворен в Пакистан.

К этому времени Фатима уже ждала ребенка от австралийского геолога, выполнявшего геолого-съемочные работы в Белуджистане. Потом были другие любовники, другие дети. Считая от несчастного француза, я был пятым возлюбленным этой страстной женщины...

После рассказа Лейлы мы надолго замолчали. Через некоторое время, слева от дороги я увидел знакомые места. Это было месторождение меди Чехелькуре – то самое, выпотрошенное в глубокой древности месторождение, в копях которого я недавно отбирал пробы на золотоносность... Незадолго перед тем, как очутится в яме, прикрытой автомобильной дверью...