Смерть зверя с тонкой кожей
Шрифт:
– Доказательств никаких. Но с учётом всех тогдашних обстоятельств – очень даже похоже на то.
– Не знал, что они занимаются такими вещами.
– Разумеется занимаются. Главное, чтобы игра стоила свеч. Они же пираты. И всегда были. Национальная традиция, вроде поэзии. Пиратство и поэзия. Теперь и то, и другое разумеется в упадке – как и всё остальное. Но из того, что они больше не ходят на абордаж с кинжалами в зубах ещё не следует, что они разучились убивать.
Помолчал. Выглянул в окно. Опять
– Готов поспорить, что там будет сыро и куча сквозняков. Или выключится отопление, и никто не будет знать, как его включить.
Внезапно, в приступе прорвавшегося бешенства он снёс со стола всю стопку. Артур подскочил.
– Женщину хочу! – заорал Нджала.
Элис проснулась рано. Сон был глубоким, пробуждение – тёплым и счастливым – чувствовать прикосновение спины Эбботта к своей. Он всё ещё спал. Она осторожно встала, стараясь не разбудить его, посмотрела в зеркало на себя, обнажённую, улыбнулась, зевнула, причесалась и наконец накинула халатик.
Спустилась к входной двери, забрала молоко. Похоже, днём опять ожидалась жара. Солнце уже взошло, но высушить улицы ещё не успело и они были мокрыми и свежими. Глубоко вздохнула и улыбнулась молочнику, добравшемуся уже до следующей двери. От счастья ей хотелось улыбаться всему миру. И ещё она чувствовала, что счастье это может кончится в любой момент.
Она взлетела по ступенькам, положила бутылки и заметила Соломона.
– Вот глупая птичка. Ну почему ты не поёшь? Ту, знаменитую: «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня».
Соломон молчал.
Она приготовила чаю и отнесла в спальню. Положила чашку на тумбочку и только тут заметила, что Эбботт не спит а смотрит на неё.
Он уселся, расстегнул на ней халат и принялся покрывать поцелуями живот и бёдра.
– Ричард, – сказала она срывающимся голосом, – Ричард, если ты не прекратишь, я растаю. Растекусь в тёплую лужу.
Он молча привлёк её к себе.
– Чай, – только и успела сказать она, – чай же остынет.
Когда они сели за стол, уже совсем рассвело. Тёплое утреннее солнце било сквозь окна гостинной, они говорили о чём-то, на столе стояли кофе и тосты – а Элис чувствовала себя, как в счастливом сне.
Она пыталась запомнить какие-то детали: потёртость на белой скатерти, на которой лежала его рука, оторванную пуговицу сорочки, беспечно закатанные рукава, вены на тыльной стороне ладоней, ямочку на подбородке, чуть нависшее веко… Ей казалось, что вспомнив эти детали, она сможет вспомнить и всё остальное, сможет оживить эти чувства и греться в их свете…
– Уютное место. Очень уютное. Помню…
– Что?
– Мы возвращались сюда, после того, как ходили куда-нибудь ужинать и пили здесь кофе.
Она кивнула.
– Кофе у меня. Всегда у меня. До той ночи, когда
– Всё ещё готовишь варенье? Твоё? – он показал на баночку на столе.
– Да.
– Как сейчас в офисе?
– Политика и разврат – всё, как обычно.
– Как старина как-его-там? Ну, этот, который заведовал отделом связи.
– Эдвардс? Ушёл в отставку. Теперь там Пилкингтон.
– Знаю, выпивоха. А парень из Финансов? Ещё имя такое забавное – Гимбел? Тот ещё сукин сын. Ни разу не оплачивал всех расходов.
– О, он всё ещё в деле.
Она остановилась, посмотрела на него.
– Зачем это тебе? Они же не были твоими друзьями.
– Имел с ними кое-какие дела, – он пожал плечами, – Да и просто интересно.
Элис оказалась проницательнее, чем он думал. Эбботт решил сменить тему.
– Ты куда-нибудь выходишь? По магазинам и вообще?
– Думаю купить тебе кое-что из одежды. Новый пиджак, для начала. А ещё неплохо было бы пару рубашек, брюк и несколько пар носков. Да, и халат.
Эбботт критически осмотрел свой рваный и залитый кровью пиджак.
– Да, пожалуй. Но всё остальное…не стоит тратить денег.
– Я хочу купить тебе что-нибудь. Мне будет только приятно.
– Хочешь, чтобы я пошёл с тобой?
– Зачем рисковать? У нас там несколько сотен человек, разыскивающих тебя.
– А ты единственная, кто нашёл.
– Я искала дольше всех. Всю жизнь.
– Элис, – сказал он после секундного молчания, – Знаешь, я не смогу быть с тобой долго.
Ему не хотелось вводить её в заблуждение.
– Что такое «долго»?
– Не знаю. Дня два-три.
– Говорят, важно не время, а как ты его проводишь. Но когда всё, что у тебя есть – только время, когда несколько часов – то, что останется с тобой на всю жизнь, может быть… Вообще-то это психологическое, так?
– Что?
– Время. Идёт быстрее, когда ты счастлив, медленнее, когда тебе плохо. Это все знают. Так что – не буду беспокоиться о будущем. Когда мне не хочется думать о чём-то, я…просто не думаю об этом. Есть, знаешь, такая птица – страус.
– Так многие живут.
– Но не ты.
– И я.
– Но это ведь просто способ убежать от реальности, так?
Она привычным движением закинула прядь за ухо – открыв юное лицо и ямочку между грудями – в запахе халата.
– Но что есть тогда реальность? Когда я счастлива, мне хочется знать, что это – не сон.
Он молча положил ладонь чашечкой ей на грудь, чуть касаясь большим пальцем соска.
– Это реальность, – прошептала она, – Господи, это всё на самом деле…
Она не шевелилась – застыв в грациозной неподвижности животного, а он нежно ласкал её. Ей удалось разбудить в нём чувственность, о которой он и не подозревал.