Смертельно опасны (антология)
Шрифт:
И вдруг там, где небо сходилось с землей, появились черные точки, летевшие слишком ровно для птиц.
– Степанова, – сказала Раиса по рации. – На горизонте, десять часов, видите?
– Вижу, – отозвалась Инна. – Бомбардировщики?
Похоже было на то, судя по их тяжелому ходу, только не видно пока – кресты на них или звезды.
– Наши или немцы? – спросила Катя.
– Сейчас посмотрю. – Раиса прибавила скорость, собираясь сразу открыть огонь, если это враг.
– Осипов говорит, – вышел на связь пилот транспортника. –
– Почему?
– В строй, я сказал!
Но они совсем близко, это заняло бы всего лишь секунду…
– Одной нельзя, Рая, – вмешалась Инна.
Почему это?
– Их перехватит другая эскадрилья, уже сообщили, – добавил Осипов. – Продолжаем маршрут.
Им ее не остановить… но потом доложат, что она не подчинилась приказу, и все будет только хуже. Раиса вернулась в строй, хмурясь на свое размытое отражение в фонаре. Литвяк сейчас небось очередного фрица берет на прицел.
Дорогой Давидка!
Я обещала писать тебе каждый день, вот и пишу.
Как ты там? Надеюсь, что хорошо, не болеешь, не голодаешь. Мы тут уже собираемся крыс ловить для приварка, но пока что не пробовали: хлопот много, а толку чуть. Жиру в них не больше, чем в нас. Но это я так, для смеху. Нам американские консервы прислали – тушенка, фрукты, сгущенка. Вкус победы, как говорит Инна. Молодец она, правда? Поддерживает хорошее настроение во всей эскадрилье.
Хочу предупредить: я тут тебе написала на случай моей смерти, – если что, тебе перешлют. Вот. Теперь ты будешь бояться, что каждое письмо от меня – то самое, последнее. Не заготовил ли и ты такое письмо? Я пока ничего не получала, и это дает мне надежду.
Хорошо, что наша Нина еще мала, иначе пришлось бы готовить два посмертных письма. Она пишет, что тоже хочет на фронт, чтобы летать, как я, а если не выйдет, то станет моим личным механиком. Я ей ответила, что война кончится раньше, чем она дорастет до фронта, – надеюсь, что так и будет.
Целую, Раиса.
Прошла еще неделя. Вестей о Давиде не было. Погиб скорее всего – куда он мог исчезнуть в противном случае? Раисе очень хотелось верить, что он еще вернется в свой полк.
Потом Гриднев вызвал ее в штаб, и она увидела там незнакомого офицера.
– Это капитан Софин, Степанова, – с каменным лицом сказал полковник и вышел.
Она уже знала, что за этим последует. Софин, не предлагая ей сесть, раскрыл на столе картонную папку. Раиса, сохраняя спокойствие, подавляла нарастающий гнев.
– Степанов Давид Иванович – ваш брат?
– Да.
– Вам известно, что он объявлен пропавшим без вести?
Официально ей об этом не сообщали, но что толку скрывать.
– Да.
– Вам известно, где он
На фронте тебя нет, подумала она и сказала:
– Я предполагаю, что он погиб, как многие пропавшие без вести.
– То есть никаких известий вы от брата не получали?
– Никаких. – А что, если он найдет письма, которые написала она?
– Напоминаю, что в случае получения каких-либо сведений вы обязаны доложить об этом командованию.
– Так точно, товарищ капитан.
– Мы будем наблюдать за вами, Степанова.
Ей хотелось перескочить через стол и придушить этого мозгляка с тонкими усиками. Или заплакать, но она не сделала ни того ни другого. Итак, ее брат приговорен без суда и следствия.
За что же она сражается в таком случае? За родителей, за сестру. И за Давида тоже. Не за этого капитана.
Он отпустил ее, не поднимая глаз от своего скоросшивателя. У самой двери в блиндаж стоял Гриднев, явно подслушивавший их разговор. Раиса потупилась.
– Твое место в 586-м полку, Степанова. С нами.
Она улыбнулась, но промолчала, не доверяя своему голосу. Да и что она могла сказать Гридневу – что решать в конечном счете будет не он?
Но если она станет асом, ее не посмеют тронуть. Как не смеют тронуть Литвяк. Может, и Давида тогда оправдают.
На смену зимним морозам пришли комары и оводы. Поговаривали, что Америка и Британия скоро откроют второй фронт, что у немцев есть секретное оружие, способное сровнять Москву и Лондон с землей. Вместо новостей к ним большей частью приходили приказы. Раисе все это надоело до крайности.
– Степанова, ты в порядке?
Она только что вернулась с патрульного вылета: все как обычно, передвижения вражеских войск не замечено. Мотор уже заглох, пропеллер не крутился, но она так и сидела в кабине, собираясь с силами, чтобы вылезти на крыло с бортжурналом и парашютом. Она проделывала это столько раз, что сил совсем не осталось. Приборная доска расплывалась перед глазами.
– Степанова! – позвала снова Маруся, ее механик, стоящая на крыле в комбинезоне и косынке на голове. Руки этой двадцатилетней девочки успели загрубеть от возни с железками. – Ну и видок у тебя, прямо жуть берет.
– Ничего, сейчас водочкой взбодримся. Неплохо бы вот еще на перине покемарить с месяцок.
– Как горючее?
– На пределе. Думаешь, он жрет больше, чем полагается?
– Так он и работает как проклятый. Я проверю.
– Ты у нас лучше всех. – Раиса ухватилась за руку Маруси, вылезла, обняла ее.
– Да ты точно в порядке?
– Рая! – Инна шла к ней от своего самолета с парашютом и шлемом под мышками. – У тебя все хорошо?
Ну чего они пристают?
– Устала просто, – ответила за нее Маруся. – Нам бы встряхнуться, танцы устроить, что ли. Вон сколько у нас ребят, и все бравые. – На базе в самом деле было полно парней – пилотов, механиков и солдат. Раиса как-то не задумывалась об этом.