Смертельно прекрасна
Шрифт:
– То есть Каролина Саттор – любовь всей жизни Хэйдана – на самом деле оборотень?
– Не говори чепухи.
– А что тогда?
– Возможно, она просто…, просто…
– …была не в настроении ? Женщины все такие, когда злятся?
Я раздраженно стискиваю зубы и рявкаю :
– Следи за дорогой.
Парень послушно переводит взгляд на проезжую часть, а я хмыкаю. П ринуждение – хорошая штука. Нужно научиться его использовать.
Мы едем так быстро, что сквозь закрытые окна прорывается потрескивание колес о неровный асфальт. Мэтт не церемонится.
Мы со свистом паркуемся около моего дома. Парень глушит двигатель, выпрыгивает из салона и подзывает меня. Мы аккуратно вытаскиваем Хэрри. Он постанывает. Я робко поправляю его взъерошенные волосы и поджимаю губы. Сердце так и обливается кровью. Не могу поверить, что эта тварь набросилась на него. Он ведь меня защищал ! Романтик. Я почти уверена, что он начитался глупых книжек, где парни жертвуют собой, а девушки им памятники воздвигают. В жизни все хуже. Памятники воздвигают уже мертвым, но я, черт возьми, не собираюсь хоронить друга.
Мы подбегаем к дому, и я нервно достаю ключи. Они скользят в пальцах из-за того, что мои ладони испачканы кровью. Приходится пару раз выдохнуть, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Я отпираю дверь и громко восклицаю:
– Тетя Норин! Нужна помощь! – Мы с Мэттом тащим Хэйдана на кухню. – Норин!
– Я здесь.
Тетя оказывается на кухне так внезапно, что я подпрыгиваю. Она сидит возле окна, в пальцах сжимает длинную и тонкую сигару. Взгляд ее небесно-голубых глаз пронзает мое испуганное лицо и проникает гораздо глубже, в самую гущу сплетенных воедино страхов, и мне тут же становится не по себе, будто она наперед знала, что мы придем.
Как мама, которая всегда заранее чувствовала нечто плохое.
– Пожалуйста, помоги.
Норин тушит сигарету о землю в овальном, пустом горшке и поднимается.
Мы опускаем Хэйдана на стул, и Мэтт присаживается рядом с ним на корточки, сжав крепко за руку. Он поднимает взгляд на Норин.
– Вы поможете ему?
– Что произошло?
– На нас напало какое-то существо. – Объясняю я, схватившись пальцами за шею. Не хочу отвлекаться, сейчас здоровье Хэрри на первом месте , но боль пронзает такая, что мне становится невыносимо.– Это была девушка, она превратилась в волка. Или собаку.
– Очень большую собаку. – Глухим голосом дополняет Мэтт.
– Перевертыш. – Говорит возникшая за нашими спинами Мэри-Линетт, и я измотано перевожу на нее взгляд. Как она тут оказалась? Черт, это сводит с ума. Норин усаживается рядом с Хэрри разрывает штанину до самого колена одним, резким движением, а Мэтт и я отходим в сторону, чтобы ей не мешать. – Как это случилось, Ари? – Тетя Мэри подходит ко мне, бросая связку ключей от дома на стол , и хмурит брови. – Ты цела?
– Да.
– Нет. – Отрезает Мэтт, недовольно покосившись на меня. – У нее порез на шее.
– Е рунда.
–
– Прости.
Она находит полотенце, смачивает его в холодной воде и протирает кровь на шее. Не сопротивляюсь. Просто гляжу на то, как тетя Норин смешивает в какой-то миске зеленые, перемолотые листья. Она заливает их черной жидкостью и садится вновь рядом с Хэрри, а затем обрабатывает кровоточащие на его ноге укусы этой отвратительной жижей. Так и не скажешь, что мы впервые столкнулись с подобной проблемой; такое чувство, что мои тети заранее отрепетировали этот сценарий. Норин терпеливо ждет на кухне , Мэри возникает через пять минут. Может, они действительно знали?
Хэйдан внезапно громко стонет, и Мэтт дергается к нему, сжав зубы так сильно, что на его лице выделяются скулы. Я виновато отворачиваюсь.
– Что с ним? – Мэттью не спрашивает. Он требует ответа. – Он в порядке? Может, не стоило его сюда привозить, нужно было сразу поехать в больницу?
– В больнице часто обрабатывают раны после укуса перевертыша? – Ровным голосом интересуется тетя Норин, пользуясь излюбленным методом самого Мэтта: необъяснимым спокойствием, которое, порой, ужасно раздражает. А, порой, спасает жизнь.
– Не знаю. Я и о перевертышах-то ничего не слышал.
– Счастливый мальчик.
– Норин. – Вдруг взволнованно говорит Мэри-Линетт и придвигается ко мне гораздо ближе. – Подойти сюда. Быстрее.
– Что там? – Испуганно спрашиваю я и усмехаюсь, однако неожиданно мой смешок превращается в глубокий, сухой кашель, и я покачиваюсь назад, схватившись пальцами за разделочный стол. Перед глазами все кружится. Я перевожу взгляд на тетушек, но их лица смазанные и нечеткие. – Мне как-то нехорошо.
– Посмотри, - шепчет Мэри-Линетт и переводит взгляд на сестру. Глаза у тети Норин становятся иного, более темного оттенка. И я вижу это, потому что стены вдруг перестают кружиться так же неожиданно, как и до этого сошли с петель.
– Ариадна, скажи мне: эта девушка ранила тебя до того, как превратилась в зверя или после? – Норин отрешенно глядит в мои глаза, а я взволнованно морщу брови.
– Наверно…
– Точно. Отвечай точно.
– До. – Встряхиваю головой. – До того, как превратилась. А в чем дело?
Тетушки одновременно становятся бледнее снега. Сначала от меня отходит Норин, а затем, схватившись ладонями за лицо, покачивается назад и Мэри-Линетт. Это чертовски пугает, и я начинаю злиться. Неужели нужно хранить эту – мать их – тупую интригу?
– Что происходит? – Ледяным голосом интересуюсь я. – Отвечайте.
– Что ты сделала? – Оперевшись руками о стол, спрашивает Норин. Глаз на меня она не поднимает. Смотрит вниз и медленно дышит. Ее костлявые плечи пиками прорываются сквозь черный свитер.