Смертельные послания

Мэтьюз Джон

Для поездки в Нью-Йорк вы не могли выбрать лучшего времени. Эти быстро растущие небоскребы из монолитного бетона и новомодные электрические фонари так оживляют улицы! Погрузитесь в теплую, дружелюбную атмосферу местных баров, театров и концертных зало, и – вы почувствуете себя почти как в Лондоне.

Почти, друг мой. С прискорбием узнал о смерти вашей тетки. Очень скоро вы, вне всякого сомнения, ощутите, насколько тяжела разлука с родными и друзьями. По иронии судьбы в этом новом городе мы с вами, по всей вероятности,

являемся друг для друга самыми близкими людьми.

Отхлебывая из чашки густой черный кофе, детектив Джозеф Ардженти прочитал письмо, после чего бросил взгляд на мэра Нью-Йорка Джорджа Уоткинса.

Румяный и самоуверенный – эти два определения как нельзя лучше подходили для описания Уоткинса. Румяное лицо, самоуверенно закрученные усы… Вдобавок, будучи невысокого роста – всего 5 футов и 7 дюймов [2] , – мэр казался почти широкоплечим. По сравнению с ним Ардженти выглядел более худощавым, жилистым, высоким и бледным, а его усы и борода были коротко пострижены.

2

1,70 м.

Они сидели друг против друга за столиком у окна в кафе-кондитерской «Вандом». Снаружи, с 41-й стрит, до их слуха доносился непрерывный цокот копыт и скрежет двухколесных кебов, повозок пивоваров, тележек с углем и вагонов конки.

– Когда Джеймсон впервые прочитал это письмо? – спросил Джозеф.

– Сегодня утром. Оно было отправлено в редакцию «Нью-Йорк таймс». Очевидно, его автор намеревался тем самым бросить вызов общественности – как это обычно бывает в случаях с открытыми письмами в газеты. Он не хотел отправлять его лично Джеймсону, чтобы не подвергать себя риску.

– Откуда он мог узнать о смерти тетки Джеймсона? О ней сообщалось в прессе?

– Не думаю. Мы сейчас выясняем это. Возможно, в какой-нибудь газете был напечатан некролог, и он мог увидеть его.

– Итак, у Джеймсона есть помощник по фамилии Лоуренс? И какой смысл имеет слово «бедлам», если вообще имеет?

– Да, такой помощник у него действительно есть. А что касается смысла слова «бедлам», он нам пока не известен. У нас было слишком мало времени. Я же говорю, письмо пришло только сегодня утром.

Ардженти задумчиво кивнул.

– И Джеймсон будет присутствовать на этой пресс-конференции с Маккласки? – уточнил он.

– Видимо, да, – ответил Уоткинс и сверился с карманными часами. – Нам уже пора. Детали я изложу по дороге.

Они заняли места в одном из задних рядов концертного зала на 23-й стрит. Сидевшие за установленным на сцене столом инспектор Маккласки и Финли Джеймсон отвечали на вопросы журналистов, служащих мэрии и представителей духовенства. Зал был переполнен самой разношерстной публикой, представлявшей «озабоченных граждан» – от волонтеров Армии спасения до членов местного отделения общества библиофилов «Грольер».

Репортер «Нью-Йорк пост» задавал уже третий вопрос, и Маккласки начал нервничать.

– …Как я уже говорил, наша первоначальная информация,

касающаяся подозреваемого, известного как «Француз Номер Один», судя по всему, не соответствует действительности. Он не мог быть тем вечером в баре, поскольку его пароход отплыл двумя днями ранее, – объяснял инспектор.

– А другой подозреваемый – Француз Номер Два?

– Мы до сих пор не сумели установить его местонахождение и, следовательно, не можем сказать ничего определенного.

Вверх взметнулась ручка журналиста «Нью-Йорк таймс».

– А у вас имеются подозреваемые других национальностей? – поинтересовался он. – Например, Итальянцы, Русские или Голландцы Номер Один и Номер Два? Или, раз мы находимся в Нью-Йорке, Ирландцы или Американцы Номер Один и Номер Два?

По залу прокатился смех. Маккласки поднял руку, призывая соблюдать тишину:

– Позвольте мне внести ясность. Примерно в одно время с Камиллой Грин бар покинул только один человек, и, по свидетельству двух других девушек, которые встречались с ним несколькими неделями ранее, он говорил с сильным французским акцентом. В настоящее время мы пытаемся выяснить, кто это мог быть.

Джордж Уоткинс наклонился к Ардженти:

– Вы сейчас смотрите на покойника.

– Почему? – удивился Джозеф. – Он серьезно болен?

– Я имел в виду, в плане карьеры. Он не нажил себе друзей, так как слишком много распространялся насчет некомпетентности британской полиции, на чью помощь мы сейчас очень рассчитываем, поскольку англичане располагают чрезвычайно важной информацией о сходных по почерку преступлениях. Уж если кто и некомпетентен в этом мире, так это мы – со всей этой чушью по поводу всяких Французов. Поэтому-то я и показал вам сегодня утром письмо – чтобы привлечь вас к этому делу.

– Вы хотите, чтобы я помог Маккласки в расследовании?

– Нет. Я хочу, чтобы вы взяли расследование на себя. На днях я разговаривал на эту тему с комиссаром Лэтамом.

Ардженти ничего не ответил. Ему следовало догадаться, что здесь не все так просто. Личная встреча с Уоткинсом в «Вандоме», затем тот факт, что мэр сидит сейчас с ним в заднем ряду, а не по правую руку от Маккласки…

Джордж поморщился.

– Послушайте. Будем говорить откровенно. Дни Маккласки сочтены. И не только из-за фиаско, которое он потерпел в этом расследовании, но и из-за настоящей волны коррупции, буквально захлестнувшей его отдел. Как вам известно, Майкл Тирни нагревает руки на доках, пивных, борделях и половине строительных проектов в городе. При этом половина сотрудников мэрии и полиции куплены им – возможно, включая Маккласки. А вы не запятнаны коррупцией и всегда боролись с ней.

Уоткинс бросил взгляд на выступающего инспектора и добавил:

– И поверьте мне, это не осталось незамеченным.

Джозеф кивнул.

– До вас доходили слухи, что Тирни назначил цену за мою голову – за то, что я осмелился идти против него?

– Да, я слышал об этом. Это лишнее доказательство вашей принципиальности.

Уоткинс испытующе смотрел на детектива. Он знал, что у Ардженти есть жена и трое детей.

– Понимаю, вам нелегко принять это решение, – сказал он осторожно.