Смертельные послания
Шрифт:
Джеймсон не смог сдержать улыбки. Ему чрезвычайно импонировала такая непосредственность. К тому же он был поражен почти прерафаэлитской красотой девушки и не мог оторвать глаз от копны рыжих волос, рассыпавшихся мелкими кольцами по ее плечам.
– Какие пьесы Шекспира были ее любимыми? – спросил он.
Каллен наморщила лоб:
– Хм… «Двенадцатая ночь». И, наверное, «Ромео и Джульетта».
– Не «Венецианский купец»?
– Нет, не думаю. А почему вы спросили?
– Просто так.
Девушка задумалась. На ее лице промелькнула тень тревоги.
– Нам всем угрожает опасность со стороны того же самого человека? – спросила она вдруг.
– Нет. Это маловероятно, – успокоил ее Финли, но внезапно вспомнил, что
– О, кажется, я забыл свою трость!
Он вернулся, оставив Джозефа дожидаться его на улице, и когда мисс Каллен открыла дверь и передала ему трость, сказал:
– Извините меня за слишком резкий тон. Это было нелюбезно с моей стороны. Возьмите вот это.
У Элли поползли вверх брови. Нелюбезно? Когда это было, чтобы кто-то в разговоре с ней употреблял такие слова? Глядя на протянутые ей два серебряных доллара, она подумала, что молодой человек, по всей вероятности, умышленно забыл трость, поскольку во время визита не выпускал ее из рук, словно она приклеилась к ним. По какой-то причине ему понадобился предлог, чтобы вернуться – возможно, он не хотел демонстрировать свою щедрость в присутствии коллеги. Однако неожиданно возникшее сомнение мешало ей протянуть руку за монетами.
– Вы хотите что-нибудь взамен? – уточнила Элли, и ее губы медленно растянулись в улыбке, будто ее и в самом деле прельщала перспектива того, что должно было за этим последовать.
– Что? Расписку? – не понял ее следователь.
Выйдя на улицу, Финли Джеймсон все еще слышал смех девушки. Только теперь на его бесстрастном лице появилось нечто похожее на улыбку.
4
Ланч в «Дельмонико» был поистине знаменательным событием. Это был первый нью-йоркский ресторан с меню на французском языке, где потчевали изысканными блюдами с непроизносимыми названиями, вроде tournedos de boeuf languipierre и aiguillettas de sole dieppoise. Швейцары в ливреях следили за кебами посетителей, пока те предавались гастрономическим удовольствиям, поэтому Лоуренс присоединился за столиком к Джеймсону и Ардженти.
Финли выжидающе смотрел на своего напарника, который осторожно пробовал lobster bisque.
– Ну, каково? – поинтересовался он.
– Очень вкусно… очень.
– Я так и думал, что вам понравится. На мой взгляд, здесь подают лучший lobster bisque за пределами Бретани.
Когда им принесли закуски, Джеймсон разъяснял Джозефу смысл термина «криминальный аналитик» [5] . Сам он отдал предпочтение устрицам – прежде чем продолжить лекцию, молодой англичанин съел сразу три.
5
Впоследствии эта профессия получила название «криминалист-профайлер».
– …или можно сказать просто «криминалист», как Колби называет себя и своих коллег. Это действительно начиналось с него, – рассказывал он.
– А до этого Колби был хирургом и патологоанатомом? – уточнил его напарник.
– Он и сейчас им является. Сэр Томас – один из ведущих лондонских хирургов, и его часто приглашают на вскрытия. Это вполне естественно: кто, как не он, может определить, осматривая рану, что за человек ее нанес? Высокий, низкий, левша, правша? Сильный был удар или слабый? А может быть, его нанесла женщина? Или, если речь идет об убийствах, совершенных
– И каковы же, по мнению Колби, особенности психики Потрошителя?
– О, по его мнению, это спокойный, расчетливый человек. Холодный, как эти устрицы, – Джеймсон с гримасой проглотил еще одного моллюска. – И такой же скользкий.
Некоторое время они сосредоточенно работали челюстями. Наконец, Ардженти нарушил молчание:
– Он впервые адресовал вам письмо?
– Да. Сэр Томас, когда занимался этим делом, получил от него три письма, а до этого пресса опубликовала пять его посланий, не имевших конкретного адресата.
При таких обстоятельствах Финли должен был быть скорее польщен, нежели встревожен: он оказался на переднем крае расследования самых кровавых преступлений в британской истории, выйдя из тени Колби. Он съел последнюю устрицу, вытер губы салфеткой и добавил:
– Правда, два из них были признаны фальшивками.
– Три, если считать первое письмо от «Джека», – впервые за все время открыл рот Лоуренс Биделл. – По поводу принадлежности его авторству Потрошителя мнения разделились.
– Да. По иронии судьбы благодаря этому письму он обрел свое прозвище Джек, хотя мог и не быть его автором, – заметил Джеймсон. – И если я в дальнейшем буду что-то упускать или искажать факты, вы всегда можете положиться на информацию Лоуренса. Он обладает уникальной памятью.
Джеймсон произнес это вполне искренне, без всякой иронии. Ардженти кивнул и с улыбкой взглянул на Лоуренса.
– В самом деле, – добавил Финли, – вы можете задать ему любой вопрос, касающийся Потрошителя. В особенности относительно неясных моментов, ускользнувших от моего внимания.
– Хорошо. Буду иметь это в виду, – сказал Джозеф.
С разрешения Биделла, Джеймсон рассказал об их знакомстве в «Бедламе», куда он пришел навестить другого пациента.
– Он что-то бормотал, сидя чуть поодаль от нас. Подойдя к нему, я увидел, что он написал число «пи» с одиннадцатью или двенадцатью знаками после запятой, – оживленно жестикулируя, говорил Джеймсон. – Сам я знал это число только до восьмого знака и спросил, может ли он назвать четырнадцатый и девятнадцатый знаки. Он тут же безошибочно назвал их. Потом выяснилось, что он знает всех британских монархов и последовательность, в которой они правили, всех крупных композиторов и даты сочинения известных симфоний, имена лошадей и жокеев многочисленных дерби. Ни один обычный человек не способен запомнить такой объем информации. Тогда мне стало ясно, что это отнюдь не сумасшедший. Данный феномен известен как «синдром Туретта» [6] . Подверженные ему люди обладают чрезвычайно сильной эйдетической памятью. Родители считали его одержимым, трижды изгоняли из него дьявола и в конце концов поместили в сумасшедший дом. Я понял, что при надлежащем медицинском уходе он способен вести почти нормальную жизнь.
6
Впоследствии это состояние получило название «аутизм-савант», или «синдром Аспергера».
Финли немного помолчал и вздохнул:
– Мне потребовалось два месяца, чтобы вытащить Лоуренса из этого богом забытого места и оформить над ним опекунство. Я дал слово, что не допущу, чтобы он когда-либо вернулся туда.
По взглядам, которыми обменивались двое его собеседников, Ардженти понял, что это не мастер и помощник, а близкие друзья.
– Вклад Лоуренса в расследование преступлений Потрошителя и других дел поистине бесценен, – заявил тем временем Джеймсон.
Биделл повернулся к Джозефу с улыбкой на лице: