Смертельные прятки
Шрифт:
«Все, теперь точно конец! Нужно нажать кнопку. Нельзя допустить, чтобы то, что осталось от самолета, досталось русским». Кнопка, которую собирался нажать пилот, приводила в действие взрывное устройство, которое в критической ситуации должно было уничтожить самолет вместе с пилотом. Пауэрс попытался дотянуться до кнопки, но воздушный поток, вырывавший его из кабины, не давал возможности приблизиться к панели управления.
«Что делать? – Пауэрса начало лихорадить. – Надо за что-то ухватиться, попытаться снова попасть в кабину». Сам он давно балансировал на границе между фюзеляжем и кабиной, удерживаемый лишь трубкой кислородного прибора.
Он пришел в себя от толчка сработавшего парашюта. Самолет остался где-то внизу, он же плавно парил в воздухе, постепенно снижаясь. «Карты. Нужно уничтожить карты», – это была первая мысль, которая пришла в голову. Извлечь из нагрудного кармана сверток с картами и не дать ему улететь оказалось не так-то просто, но он справился. На то, чтобы разорвать карты на мелкие клочки и развеять по ветру, сил ушло немало. Сказывался недостаток кислорода и нервное напряжение. Покончив с картами, Пауэрс снова сунул руку в карман. Нащупал серебряный доллар, сжал его в руке.
– Время пришло? – Пауэрс не заметил, что заговорил вслух. – Думаешь, время пришло?
Он поднял руку к лицу, серебряный доллар сверкнул и потух. Пауэрс смотрел на него с сожалением. Нет, доллар не был его счастливым талисманом, не был подарком любимой – он был пустотелой оболочкой, футляром для булавки с дозой смертельного яда. Такие доллары выдавали всем пилотам «Отряда 10–10». Инструкция гласила: «В случае, если пилот секретной разведки попадет в плен и у него возникнут сомнения в том, что он сможет выдержать пытки и допросы, тогда он может воспользоваться булавкой, чтобы избавить себя от мучений».
– Но ведь тебя еще не взяли. Ты не в плену, тебя не пытают, так стоит ли торопиться? – Пауэрс пытался разобраться в противоречивых чувствах. – Убивать себя ты по инструкции не обязан. Ты не самурай, не камикадзе. Ты просто пилот, выполняющий долг перед своей страной. Так стоит ли использовать яд?
Перед глазами снова встало лицо Барбары. Печаль в ее глазах настолько неподдельная! О чем она грустит? Чему печалится? Не его ли смерти?
Пауэрс открыл монету, извлек булавку. Какое-то время держал ее в руках, затем спрятал в карман. «Еще не время, – решил он. – Возможно, это еще не конец».
Снижаясь на парашюте, Пауэрс начал осматриваться. Под ним открывалось поле, с северной стороны виднелся населенный пункт. Оттуда на полном ходу к полю летел автомобиль. Пауэрс понял, что люди, сидящие в машине, торопятся не просто так. Они едут за ним, по его душу. Еще он понял, что, как бы быстро ни снижался парашют, люди в автомобиле все равно его догонят. На память пришли рассказы друзей-пилотов о коммунистических тюрьмах. Быть плененным советскими властями казалось Пауэрсу ужасным, а тюрьмы СССР должны были быть совершеннейшим адом. И все же принять яд он не решился. «Не сейчас, – в очередной раз повторил он. – Еще не время».
После приземления он успел отстегнуть стропы, а дальше им завладели те, кто охотился за ним на автомобиле. С этого момента его свобода закончилась.
Он не сопротивлялся, когда люди в странной одежде скручивали ему руки бельевыми веревками, когда запихивали его в пропахший навозом автомобиль. Русскую речь он знал плохо, поэтому не мог понять, о чем говорили между собой люди, пленившие его. Пауэрса немного озадачило то, что к нему совсем не обращались. Не задавали вопросов, не требовали объяснений, словно то, как и почему он здесь появился, не имело особого значения. Он не знал, какие события предшествовали его падению и какой переполох он устроил в отдельно взятой советской деревне. Слово «шпион», которое люди, пленившие его, произносили в каждой фразе – это все, что он смог понять.
Те, кто задержал «шпиона», и сами толком не знали, кого и зачем они связали веревками и везут в местный сельсовет. Когда на окраину деревни Поварня посыпались обломки сбитого самолета, взволнованные жители побежали с докладом к местным властям. Председатель Косулинского сельского совета как раз приехал с инспекционным визитом к агрономам Поварни и, можно сказать, оказался в нужное время в нужном месте. Не успели местные жители деревни Поварня выложить свои новости, как из Косулино поступил звонок: над пшеничным полем спускается парашютист! Связав два события воедино, председатель Косулинского сельского совета быстро сориентировался. Отправив на место возможного приземления парашютиста парней покрепче с твердым указанием во что бы то ни стало задержать нарушителя, он связался со свердловским Комитетом госбезопасности и доложил обстановку.
Как и положено людям из КГБ, звонок косулинского председателя их не удивил. Председателю было велено поместить парашютиста под арест, выставив охрану вплоть до приезда людей из госбезопасности, которые, как выяснилось, уже выехали в направлении Косулино. Председатель удивился оперативности комитетчиков, но вслух своего удивления не высказал.
На самом деле удивляться тут было нечему. В Комитете госбезопасности про вторжение «Локхида У-2» знали практически с того момента, как самолет пересек воздушную границу СССР. Его засекли радары ПВО, находящиеся в состоянии повышенной боевой готовности. На то имелись веские причины.
9 апреля над советской территорией был замечен самолет-разведчик. Он летел над Семипалатинским ядерным полигоном, где в то время готовились очередные испытания. Самолет так вольготно чувствовал себя над территорией СССР, так свободно перемещался от одного стратегически важного объекта к другому, что создавалось впечатление, что вторгаться в советское пространство – его законное право. По тревоге были подняты силы ПВО и произведены попытки перехвата самолета-нарушителя. Но ничего путного из этой затеи не вышло.
Когда об этом стало известно первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву, он созвал срочное совещание, на котором присутствовали главнокомандующий войсками ПВО, главнокомандующий Военно-воздушными силами, начальник Первого главного управления внешней разведки и целый ряд военных начальников рангом поменьше. Никита Сергеевич рвал и метал и даже не думал о том, чтобы подбирать выражения.
И было отчего впасть в ярость. После Женевского совещания глав четырех государств и отказа СССР открыть воздушные границы для свободных полетов президент США Дуайт Эйзенхауэр бросил все силы на то, чтобы создать самолет, способный летать на недосягаемой для советских средств ПВО высоте. К 1956 году он добился своего и тут же приступил к осуществлению своей мечты – начал незаконно осваивать советское воздушное пространство.