Смертельный блеск золота
Шрифт:
– Вы... хотите меня подвезти? – Ее глаза встретились с моими, и она робко отвела взгляд в сторону.
– Садитесь.
Она устало, и как бы виновато, села в машину. Тронувшись с места, я подумал, что рано или поздно что-нибудь все равно бы ее сломало. Там на поляне полчаса назад что-то умерло, и Альма Хичин никогда больше не будет такой, какой была раньше.
Внезапно я затормозил перед гребнем, за которым лежала деревня. Альма сидела, опустив голову и положив кулачки и запястья со следами от нейлонового шнура на колени. Я вышел
– Дальше поезжайте одна.
Она медленно подняла голову и посмотрела на меня сквозь пряди белокурых волос. На сморщенном личике появилось озадаченное выражение, как у ребенка, собирающегося заплакать.
– Почему? – Губа в том месте, где она сильно прикусила ее от страха, уже вспухла.
– Потому что вы забыли, что играете с живыми людьми.
– Кто вы?
– Сэм когда-то был моим другом. Женщина на яхте была настоящей, нож был тоже настоящий, и кровь была настоящая. Там на яхте Сэм тоже умер. А теперь настала ваша очередь умереть.
– Мне так плохо! Ой, как мне плохо!
– Карлосу тоже плохо.
– Я не хотела никому вреда, – сказала Альма. Потом закашлялась и поднесла ко рту кулак.
Я не мог ей ничего ответить. Повернулся и пошел по направлению к деревне. Красная машина медленно обогнала меня. Альма старалась держаться как можно дальше от меня и ехала по встречной полосе. Она бросила на меня ничего не выражающий взгляд и проехала мимо, изо всех сил вцепившись в руль. Пыльный ветерок развевал белокурые волосы.
Я отправился прямиком в «Три брюха». Было начало шестого. В трактире пахло рыбой, здесь сидело несколько рыбаков. Джук-бокс играл пасадобль. Я облокотился на стойку и на плохом испанском и с помощью жестов дал понять усатому бармену, что хочу стакан со льдом и бутылку текилы.
– Botella? [14] – переспросил он.
– Botella, – кивнул я и взял бутылку у него из рук. Двадцать песо. Он пожал плечами, посмотрел, как я налил в стакан текилы, еще раз пожал плечами и отошел.
14
Бутылка (исп.).
У меня осталось впечатление, будто вокруг меня долго оставалось пустое пространство, хотя трактир быстро наполнялся посетителями. Потом я купил еще одну бутылку.
Проснулся я в удушающей жаре. В мозг комочками впивались лучи света, проникающие через закрытые ресницы. Похмелье от текилы в удушающей вони дешевых духов под железной крышей на потных простынях деревенской проститутки! Она стояла абсолютно голая перед кроватью и слегка испуганно смотрела на меня. От жары Фелиция вспотела и казалось, будто ее намазали жиром.
– Плохо? – заботливо поинтересовалась девушка.
– О Господи! – прохрипел я. – О Господи!
Она кивнула, набросила на себя что-то розовое и вышла из комнаты. Вернулась Фелиция с оловянным кувшином холодной воды, стаканом и льдом, завернутым в полотенце. Я пил воду до тех пор, пока мой живот не раздулся, как барабан. Девушка куда-то исчезла. Я лег на спину и сунул в рот кусок льда. Потом накрыл лицо холодным полотенцем, спрашивая себя, куда она ушла? Вернувшись, Фелиция сняла с моего лица полотенце и протянула стакан с красновато-коричневой жидкостью.
– Выпей сразу, – посоветовала она, показывая жестом, что выпить надо одним глотком.
Я так и сделал. Того же эффекта можно, по-моему, достигнуть, выпив четыре унции кипящего табачного соуса. Я вскочил на ноги, заорал и заплакал одновременно и начал носиться по комнате. Я истекал потом, хватал ртом воздух, рыдал и держался за горло. Потом подбежал к кровати, развернул полотенце и напихал в рот льда. Когда стало немного полегче, я в изнеможении упал на кровать. Фелиция спокойно наблюдала за представлением, прислонившись к двери и сложив на груди руки. Голова болела, но не так сильно, как раньше. Я вытер лицо прохладным полотенцем.
Фелиция подошла к туалетному столику, открыла ящик и вернулась с моим бумажником и часами. Часы показывали без пяти одиннадцать.
– Все песо там, Тррэв.
Она наполнила таз водой и достала мыло, полотенце и гребешок. Потом сбросила розовую накидку и надела знакомый оранжевый пеньюар. Фелиция два раза провела гребнем по волосам, зевнула и сказала:
– Я внизу, о'кей?
– О'кей. Наверное, я вел себя, как последний кретин.
– Очень пьяный, Тррэв. – Девушка пожала плечами и широко улыбнулась. – Почти слишком пьяный для любви. – Она вышла и закрыла за собой дверь.
Одевание оказалось безрадостным и нелегким делом. Я спустился по внутренней лестнице и с радостью увидел, что в трактире, кроме усатого бармена и Фелиции, никого нет. Кое-как доковылял до стойки. Усатый откупорил бутылку пива и с шиком поставил ее на стойку. Он знал, что мне хватит одного стакана. Я оперся одной рукой на стойку, другой поднес к губам бутылку и поставил ее на стойку, только когда она полностью опустела. Бармен хотел было взять вторую, я остановил его.
Фелиция взяла меня за руку и потянула к столику. Я заявил, что должен вернуться в отель, но девушка сказала, что сначала мы обязаны поговорить.
Она села напротив и угрюмо посмотрела на меня.
– Один человек из дома Гарсия любит девушку из отеля. Я кое-что узнала. Мне это интересно. Ты ходил туда? Убил собаку? Одного мужика почти убил?
– Я? Нет.
– Вчера твоя худая женщина сидела в красной машине с rubia Хинчин. Потом ты ехал один в красной машине. И еще ты был в красной машине со своей худой женщиной и раз с одной Хинчин.
– Ну и что?
– Фелиция не глупая, – сказала девушка, сузив антрацитовые глаза, – Это все из-за Сэма? Да?