Смертельный Дар. Падение Диссы
Шрифт:
Глава 4
Маринса Блейса схватили в порту Алой Цитадели прямо среди белого дня, на глазах испуганных товарищей по команде. Они только вернулись с удачного плавания в Вольные Баронства на юге и готовились к разгрузке. Трюм был полон товаров, купленных в обмен на магические сферы, которые пользовались неизменным спросом у вечно воюющих друг с другом Вольных Баронств. Сбытом и скупкой руководили двое мэйров из Златоглавого ордена, они были главными на их судне, не считая капитана.
Но Маринс им не подчинялся. Конечно, он числился матросом-грузчиком и честно выполнял соответствующую работу, но кроме этого был и ищейкой. Это не было секретом ни для кого на судне, и от Маринса старались держаться в стороне. Никто не хотел связываться с кэльвом, работающим на орден Тихих Надзирателей.
Лис, так
Помимо точных целей, Маринс выполнял и основную задачу ищеек. Да, это тоже было похищением людей, но тут Лис был уже волен сам выбирать и цели, и средства. Он похищал любых людей с зачатками магического дара, предпочитая детей или юных девушек, с которыми всегда было меньше хлопот. Но если дар был крепок, не отступал и перед взрослыми. Определять дар ему помогал специальный амулет, выданный орденом Тихих Надзирателей, мэйры которого и перезаряжали его.
В это плаванье все оказалось совсем легко. Цели от Тихих не было. Отлучившись из порта в ближайшую нищую деревню, Маринс без труда нашел, что искал. Голодные и оборванные крестьяне сами предлагали ему купить лишние рты, прося сущую мелочь, по меркам скромного солханского следопыта. Маринс отобрал семь детей с зачатками дара и тайно, под покровом ночи, вернулся в порт и провел их на корабль в специально оборудованный угол трюма. Дети вели себя тихо весь путь домой, каждый раз с жадностью набрасываясь на еду, которую приносил им Маринс. Когда-то давно, в его первые ходки ищейкой, он даже испытывал жалость к ним, но его наставник, узнав об этом, быстро вернул юношу из мечтаний в суровую реальность.
– Не важно, что с ними сделают на Солхе мэйры, – ищейки всегда выражались о дархуме неопределенно, даже в разговоре друг с другом, хотя прекрасно понимали, о чем речь. – На родине их ждала страшная смерть от голода, болезней или ржавого меча. А если снова почувствуешь жалость – подумай о тех, ради кого ты это делаешь.
Маринс хорошо запомнил эти слова и постепенно перестал страдать угрызениями совести, черствея душой с каждой новой поездкой. Дома его ждала семья, которую надо было кормить, а мэйры хорошо платили за пленников. Именно о деньгах думал Маринс, спускаясь по трапу в тот день. Талант не помог ему против магии, да и знай он о нападении заранее, и не подумал бы сопротивляться. В одно мгновение его обездвижили заклинанием, накинули на голову мешок, а руки грубо заломили за спиной и связали.
– Следопыт Маринс Блейс? – спросил незнакомый сиплый голос и, не дожидаясь ошарашенного мычания Маринса из-под мешка, добавил: – Ты обвиняешься в измене! Тебя доставят в резиденцию ордена Тихих Надзирателей для допроса!
Ноги кэльва подкосились, но сильные руки, держащие его по бокам, не дали упасть. Его бесцеремонно поволокли прочь под тихие перешептывания команды, готовящейся к разгрузке корабля. Кэльвы-грузчики так и вовсе не обратили на это внимание.
Маринс до последнего надеялся, что это какая-то ошибка, и его просто доставят к Тихим и выдадут новое задание. Думать об измене он боялся. Это было тяжелейшим преступлением в Алой Цитадели, за которое жестоко карали, особо не разбираясь в виновности обвиняемого. Бесправного кэльва Маринса, а следом и его семью, ждала казнь. Такие расправы с обвинениями в измене были на Солхе обычным явлением, к которому все его жители давно успели привыкнуть. Магией быстро выбивались признания, следом шла казнь дархумом. Все понимали, что настоящей измены не было, достаточно было просто оказаться неугодным одному из верховных орденов Солха. И даже высокий пост не мог дать уверенности в собственной безопасности, поэтому такие, как Маринс, обычные обитатели острова, старались вовсе не думать об этом. Можно было только надеяться, что жестокая участь минует тебя, ударив где-то поблизости.
Резиденцией ордена, куда, как говорил незнакомый голос, доставят Маринса, оказалась сырая камера в казематах, а допросом – молчаливая работа скучающих палачей. К утру он сознался в измене, не глядя подмахнул тонким
Маринс подписал себе и своей семье смертный приговор, но был настолько измучен, что слабо воспринимал реальность происходящего. После признания его тут же оставили в покое, и следопыт провалился в черные сны без сновидений. Он очнулся на холодном полу в собственной запекшейся крови и с ужасом понял, что совершил. Жена и дочка обречены. Его и их постигнет та же кара, какую он дарил без оглядки десяткам людей, доставленных им на Солх. Дархум.
Осознание породило приступ безумия. Кэльв метался по маленькой камере, лупил по каменным стенам кулаками и ногами, рассаживая их в кровь, истошно кричал, сбиваясь то на хохот, то на плач, пока маленькая смотровая щель в двери не приоткрылась. В Маринса полетел магический импульс, отшвырнувший его в противоположную стену. Удар выбил из него сознание, даруя желанное беспамятство.
Когда Маринс пришел в себя, он стал вести себя тихо. Следопыт был настолько подавлен своими мрачными мыслями, что в какой-то момент уже и сам желал своей смерти. Но смерть не шла. Не пришла она и на следующий день. И через неделю. А после кэльв потерял счет времени. Его исправно кормили и поили, скверно, но вполне сносно, если не смотреть, что суешь в рот. Маринс, душа которого рвалась в клочья от пожирающей тоски и горя, постепенно начал сходить с ума. Спасла лишь одна мысль – если его еще не убили, значит, он был зачем-то нужен. Что-что, а дархум – смертельный обряд извлечения энергии – на Солхе делали быстро и с удовольствием. Вскоре он убедился в своей правоте.
Дверь камеры со скрипом отворилась, и внутрь зашел мужчина в черных одеждах с золотым тиснением. Несмотря на преклонный возраст, который выдавали седые волосы и глубокие морщины на лице, посетитель держался прямо, его походка была уверенной, а жесты стремительны и энергичны. Увидев его, Маринс бросился на колени и прижался лбом к холодному каменному полу, боясь вздохнуть. Старик с любопытством окинул взглядом измазанные запекшейся кровью стены, кивнул своим мыслям и небрежно щелкнул пальцами. Повинуясь его воле, один из камней в кладке стремительно удлинился, превратившись в подобие лавки. Посетитель сел, поморщившись от вони в камере, и обратился к Маринсу.
– У меня к тебе есть дело, следопыт, – старик явно не хотел тратить время впустую. Голос его, тихий, но властный, так и излучал силу.
– Я согласен на все! – выпалил Маринс, не поднимая глаз от длинных носков сапог старика.
– Похвально, – удовлетворенно кивнул старик. – Знаешь, кто я?
Маринс посмотрел старику в глаза, всего на мгновение, и тут же вернулся к сапогам.
– А ты не глуп! – усмехнулся мэйр после того, как заключенный коротко кивнул. Ему явно пришлась по душе такая сговорчивость и смирение. – Слышал о Мертвом Лесе?
– Я согласен на все! – Маринс судорожно сглотнул, но ответил, не задумываясь.
– Какое рвение! Хорошо, когда каждый осознает свое положение, – мэйр встал, и камень вернулся к своему прежнему состоянию.
Старик провел рукой в воздухе в сторону оков Маринса. В следующий миг они раскрылись и со звоном упали на пол.
– Иди за мной, – коротко приказал мэйр, встал и вышел за дверь. Следопыт, не мешкая, юркнул следом. Никто не попался на их пути и ни о чем не спросил. Весь путь под землей, по сырым и мрачным лабиринтам, в которых пожилой мэйр безошибочно ориентировался так, словно ходил тут всю жизнь, они проделали в тишине и одиночестве. Даже выбравшись из резиденции ордена потайным ходом и оказавшись в самой Алой Цитадели, Маринс не увидел ни одной живой души, словно люди заранее попрятались подальше с их пути. Вскоре они оказались в пустом порту. Даже стража, дежурившая у входа круглосуточно, исчезла. Но Маринс этому уже не удивлялся. Старик был главой ордена Тихих Надзирателей, его боялись все, даже сильнейшие мэйры. Сам дор-мэйр уважал его и одаривал своим расположением. Маринс не удивился, даже если бы старик на его глазах заставил уйти Солх под воду, настолько он верил рассказам о его силе и могуществе. Они взошли на небольшой добротный корабль, напомнивший Маринсу его судно, на котором он успел проплавать не один год, а затем спустились под палубу. Старик обернулся к нему и заговорил, впервые за всю дорогу.