Смертельный инструмент ацтеков
Шрифт:
– А как же! Фамилия у всех имеется. Вот я, к примеру, Рыжикова, а она, значит, Марианна – Ромашкина. А он, Олег – совсем наоборот, Барсуков. Так что ясно же – не были они женаты! Если бы были, у них бы одна фамилия была!
От слов Рыжиковой голова болела все сильнее. Есть такие люди – от самого их присутствия окружающим плохо становится. Их еще называют энергетическими вампирами.
У Петра Лебедкина возникло ощущение, что в комнате – не воздух, а какой-то густой, безвкусный и бесцветный кисель, от которого замедляются все движения и даже мысли.
С трудом сбросив это наваждение,
– А вы им кем приходитесь?
– А я им конкретно соседкой прихожусь. В соседней с ними квартире проживаю. Вот так их дверь, а вот так, значит, моя… прямо дверь в дверь, значит…
– Так вы заявляете, что конкретно видели, как гражданин Барсуков убил гражданку Ромашкину?
– Нет, чтобы видеть – нет, врать не буду. Что же он, совсем дурной – у меня на глазах ее убивать?
– Тогда вы видели ее труп?
– Чего нет – того нет!
– А тогда какие у вас основания утверждать, что он ее убил? – протянул Лебедкин и подумал, что непременно убьет Еропкина. Стукнет по голове электрическим чайником или лампой. Если, конечно, останется жив после этого разговора.
– А основания у меня самые основательные! – отчеканила Рыжикова. – Во вторник… то есть конкретно позавчера я слышала, как они ругались. Так ругались, что не приведи господь. Буквально самыми последними словами. А в среду ее дома не было. И сегодня ее нет. Вот скажите – куда она подевалась?
– Ну, мало ли куда… – протянул Лебедкин с плохо скрытой ненавистью. – Может, в гости уехала. Или по делам каким-нибудь. Мало ли дел у человека!
При этом он очень выразительно взглянул на часы, чтобы показать, что у него как раз много дел.
– Ага, в гости, как же! – передразнила его Рыжикова, не заметив его намека или не придав ему значения. – Не видела я, чтобы она из квартиры выходила.
– Ну, мало ли что не видели! Вы что же, всегда видите, кто входит или выходит?
Рыжикова ответила ему таким выразительным взглядом, который не нуждался в пояснении. Мол, а как же? Конечно, вижу! А потом она добавила, таинственно понизив голос:
– Чтобы она выходила – это я не видела. А зато видела, как он выходил. Прошлой ночью. И тащил здоровенный черный мешок для мусора. Как раз труп в нем мог бы поместиться.
– Вы фильмы детективные любите смотреть? – спросил Лебедкин усталым голосом.
– Ну, допустим, люблю, – осторожно ответила его собеседница. – Но только я не понимаю, при чем здесь это?
– Ладно, проехали, ни при чем.
– В общем, запишите ее приметы!
Лебедкин встряхнул головой, пытаясь сбросить тяжелое, мутное оцепенение, в которое вгонял его голос Рыжиковой, открыл блокнот и начал записывать.
– Лет ей примерно тридцать пять, волосы светлые, вот такие… – Рыжикова показала рукой чуть ниже плеча.
– Вот такие… – послушно записал Лебедкин и вздрогнул, увидев написанное. – Что значит – вот такие? До плеч?
– Немножко ниже. Глаза, значит, серые, рост средний. И еще непременно запишите, что татушка у нее вот здесь… – Рыжикова показала на ногу чуть выше колена.
– Тату, расположенное в нижней части бедра… – послушно записал Лебедкин.
– Ага, тату! – в восторге повторила Рыжикова. – Роза,
– Что написано?
– Ту би ор нот ту би! Это из Шекспира! – гордо заявила Рыжикова, весьма довольная, что может блеснуть эрудицией.
– Постойте, а как же вы это разглядели? – Лебедкин поднял на Рыжикову измученный взгляд. – Это же на закрытой части тела! На невидимой посторонним!
– А чего тут разглядывать? – фыркнула свидетельница. – Это у кого закрыто, а она, Марьянка, вечно в таком коротком халате ходила, что не только тату, а нижнее белье, извиняюсь, видать! На лестницу выскочит – мусор там вынести или ко мне за солью, к примеру, – и халат вечно не застегнут, так что даже Роза Викторовна с верхнего этажа и то ей сказала: «Не простудитесь ли, Марьяночка, в такой холод полуголой на лестницу выскакивать?» Ну, это она потому сказала, что муж ее, Павел Яковлевич, как раз тут оказался и на Марьянины ноги загляделся. Ой, говорит, какая у вас татуировка интересная, только по-английски с ошибкой написано… «ор» неправильно. Марьяна тогда изогнулась – где, как… так что вообще все до самой попы видно стало. Никак не может быть, говорит, чтобы неправильно… Тут еще внук их, Данька, спустился, чтобы сумки тяжелые взять, потому что лифт не работал, вот все пешком и ходили по лестнице. Так Данька тоже на эту татушку уставился: «Точно, говорит, напарили тебя, Марьяна, в салоне этом, неправильно написали… они там все поголовно неграмотные». Тут как раз Роза Викторовна и вмешалась…
Лебедкин почувствовал, что еще слово – и он просто рухнет на пол от непрестанно усиливающейся головной боли. Или припечатает заявительницу этим вот металлическим дыроколом с Дусиного стола, ибо терпеть дальше ее голос, сыплющий незнакомыми именами, он не в состоянии.
Однако мысль о Дусе привела его в чувство, и он сумел взять себя в руки.
– Гражданка Рыжикова, давайте закругляться, – сказал он по возможности твердо. – Я вашу информацию зафиксировал и принял к сведению…
– Что значит – к сведению? А как же арестовать его? Сожителя Марьянкиного?
– Ну, это не так просто… для этого у нас нет достаточных законных оснований…
– Почему это нет, когда очень даже есть?
– Вы же сам факт убийства не видели, да?
– Ну, допустим, не видела, – неохотно призналась Рыжикова.
– И трупа как такового у нас тоже нет…
– Я же говорю – он его ночью вынес…
– Вы видели только, что он вынес мешок, а что в этом мешке было, вы не знаете…
– Ну да, а что еще он мог такое большое выносить, да еще ночью? Ясное дело – труп!
– Мало ли что… может, мусор какой-нибудь. Короче, мы не имеем никаких оснований считать, что имеет место убийство. И вы не имеете. Вы можете только заявить, что она… гражданка Ромашкина, исчезла. Так это и то непроверенные сведения. Но заявление об исчезновении человека мы можем принять только по прошествии трех суток, и только от близкого родственника, а вы ей не родственник, правда?
– Правда, – неохотно признала Рыжикова.
– Ну, вот видите!
– Ничего я не вижу! Вижу только, что вы не хотите принять меры по моему сигналу!