Смертельный танец шамана
Шрифт:
– В самом деле? А я уж было подумал, что разгадка у тебя в кармане.
Лавка Шрико находилась на тихой тенистой улочке. Машины здесь проезжали редко, пешеходы проходили ненамного чаще, и оставалось загадкой, как в подобном месте можно заниматься торговлей антиквариатом и при этом сводить концы с концами.
От посещения лавки мы воздержались. Лишь послонялись поодаль, а потом нырнули в пивную, которая находилась на противоположной стороне улицы. Выпили по бокалу прохладного темного пива, временами поглядывая на окна лавки, а затем Джаич выпил еще два. Посреди пивной стоял удивительный стол: точь-в-точь
– Это для игры в карамболь, – пояснил Джаич.
– А как играть? – удивился я. – Луз-то нет.
– При случае научу, – пообещал он.
Сама пивная была не очень большой: стойка, дюжина столиков, покрытых красной клеенкой, в углу – два игральных автомата. На стене висел телефонный аппарат. Джаич бросил в него тридцать пфенигов и набрал номер Горбанюка.
– У нас есть представительство в Париже? – поинтересовался он без какого бы то ни было вступления.
– Конечно, – почти обиделся тот.
Слов Горбанюка я, разумеется, не мог расслышать, но этот разговор Джаич мне потом пересказал.
– Мне нужно, чтобы ты связался с ними. Пусть просмотрят французские газеты за последние несколько месяцев. Возможно, с парижскими антикварщиками происходило что-то похожее. Проникновение в помещения, бессилие сигнализации, аюрозолевые красители… Если найдут что-нибудь на эту тему, пусть немедленно переведут на русский и пришлют сюда.
– Понятно, – отозвался Горбанюк без малейшего энтузиазма в голосе. – А что если этим займется наше представительство в Марселе?
– А почему не парижское?
– У них там сейчас запарка с подготовкой одного очень крупного и важного для нашей фирмы проекта.
– Хорошо, пусть будет Марсель, – милостиво согласился Джаич и повесил трубку.
Все же я был вынужден признать, что в его действиях начала прослеживаться определенная осмысленность.
Джаич бросил еще один взгляд в окно на дверь лавки, затем, словно решившись на что-то, направился к выходу.
– Пойдем.
– Куда? – поинтересовался я.
– Нанесем визит Шрико.
– Но ведь тогда он свою мамашу заживо слопает.
– Ну и на здоровье. Приятного аппетита.
Мы пересекли улицу, подошли ко входу в лавку, и Джаич решительно потянул дверь на себя. Не тут-то было – она оказалась запертой. Тогда он позвонил.
– Кто это? – послышался голос рядом с моим ухом.
Джаич оттеснил меня в сторону и заговорил в домофон:
– Мы хотели бы осмотреть ваш фарфор. Скоро у моей жены день рождения и…
– Поднимите головы.
– Что? – не понял Джаич.
– Поднимите головы. Оба.
Мы посмотрели вверх и обнаружили объектив видеокамеры, закрепленной на стене дома.
– Я вас никогда раньше не видел, – констатировал голос. – Бросьте в почтовый ящик адрес, по которому я смогу вас проконтактировать. Я вам пришлю каталоги. Если вы действительно чем-то заинтересуетесь, позвоните, мы обсудим. Что вы, собственно, хотели бы приобрести?
– Видите ли, моя жена собирает старинный русский фарфор…
Последовало молчание.
– Хорошо, я вышлю каталог, – наконец, проговорил голос.
– Но мы в Берлине проездом, всего лишь один день…
– Больше ничем не могу помочь. – Переговорное устройство отключилось.
Джаич выругался.
– А ты говоришь "хакеры", – возмущенно проговорил он. Затем вытащил ручку, вырвал из блокнота лист бумаги и нацарапал следующее:
"Меня интересует старинный русский фарфор. Постарайтесь на разочаровать меня так, как это сделали антикварщики в Париже. Лео Палермский."
Бросил записку в почтовый ящик, задрал башку, приветственно помахал рукой невидимому Шрико и направился к автомобилю.
Мы славно провели остаток дня.
Сначала я отправился на "Сюксише" штрассе, чтобы отчитаться перед "голыми пистолетами". Дом Курта Трахтенберга находился в самом начале улицы и представлял собой изящное белое строение с мансардой и модерновым фонарем у входа. Снаружи асфальт плавился, а в комнатах была освежающая прохлада. Однако "пистолетов" я застал обнаженными по пояс. Они сидели в гостиной, и каждый что-то ожесточенно строчил на портативном компьютере. Вокруг валялись пустые банки из-под колы и пива, а пепельницы были заполнены окурками сигарет. Они набросились на меня, словно свора легавых на добычу и принялись рвать на куски. С русского на английский переводил Курт. Я отчитался обстоятельнейшим образом. Их интересовало абсолютно все. Любая деталь, мельчайшие подробности. На многое я просто не обратил внимания и теперь пришлось выкручиваться за счет собственного воображения. В углу комнаты я заметил лазерный принтер. Рядом лежали стопки распечатанных страниц на английском, французском и немецком языках. Литературный эксперимент шел полным ходом.
Я подумал о том, что само дело должно бы их разочаровать: какой-то хулиган забирается к антикварщику в лавку и перекрашивает фарфор. Тоже мне сюжет.
Когда проскользнуло упоминание о Париже, Курт и Пью тут же воззрились на Жана Дюруа. Тот отрицательно покачал головой: ни о чем подобном он не слышал.
"Наверное, утка все это с Парижем, – подумал я. – Нехило они, сволочи, здесь устроились."
Завершив отчет, я вернулся домой, принял душ и полежал в чуланчике с томиком Фицджеральда. Джаич в это время без передыху прыгал со скакалкой. Как это у него только сочеталось с "Партагазом"? Когда стемнело, мы отправились на промысел: заняли пост в пивной напротив лавки Шрико. Теперь здесь было довольно людно, и несколько красномордых мужиков с усами и бакенбардами гоняли по столу для карамболя три шара – два черных и один белый. Игра шла на деньги. Практически после каждого удара на специальной маленькой дощечке мелом записывались какие-то цифры.
Джаича тут не задумываясь признали за своего. Имидж плейбоя и в Германии действовал безотказно. Он знал всего лишь несколько слов по-немецки, но обитатели этого заведения имели в своем словаре, очевидно, не намного больше. Мы выпили пива Затем Джаич заказал себе еще и активно включился в игру.
Правила были несложными. Я разобрался в них и без помощи Джаича. Требовалось ударить белым шаром по черному так, чтобы он затем попал по другому черному. За каждое попадание начислялось пять очков, промах – потеря хода. Если белый шар вообще не попадал по черному, то это наказывалось снятием десяти очков. Игра шла до ста. Победитель получал с остальных участников игры по пятьдесят марок.