Смертельный танец
Шрифт:
Я с ней была согласна, но не знала, что сказать. Мы обсуждали различные способы прекращения моей жизни, и ни один из них мне не казался особенно удачным.
– Мне очень жаль, – сказала Кассандра, глядя на меня.
– Если тебе действительно жаль, – ответила я, – развяжи меня и дай мне какое-нибудь оружие. Она печально улыбнулась:
– Сабин мне приказал этого не делать.
– Ты всегда делаешь то, что тебе приказано?
– В этом деле – да. Если бы красота Жан-Клода гнила на твоих глазах, ты бы тоже все ради, него сделала.
– Ты
Она чуть качнулась, и волна силы прокатилась от ее тела к моему. Габриэль лизнул мне руку.
– Мне пора. Круг скоро замкнется. – Она поглядела на меня, на Габриэля, который водил по мне языком. – Мне действительно жаль, Анита, что так вышло.
– Если ищешь прощения, молись. Бог тебя, быть может, и простит. Я – нет.
Кассандра еще секунду посмотрела на меня.
– Что ж, да будет так. Прощай, Анита.
И она исчезла белым вихрем, как скоростной призрак.
– Отлично, – сказала Райна, – а теперь ставим свет и делаем несколько пробных кадров.
Свет полыхнул невыносимой яркостью. Я закрыла глаза. Габриэль пополз по мне вверх, и я открыла их.
– Мы собирались раздеть тебя догола и растянуть на веревках, но Кассандра не позволила бы. Зато теперь она слишком занята своими делами. – Он взял меня за виски, прихватив волосы. – Мы тут положили тебе грим на лицо, пока ты была в отключке. А теперь можем и тело загримировать для фотогеничности. Твое мнение?
Я пыталась придумать что-нибудь полезное. Что-нибудь вообще. И ничего в голову не лезло. Он наклонялся надо мной, ближе и ближе, открыл рот и показал клыки. Не вампирские клыки, а небольшие леопардовые. Ричард мне говорил, будто Габриэль столько времени провел в образе зверя, что уже не вернулся обратно до конца. Занимательно.
Габриэль поцеловал меня легко, потом сильнее, просовывая язык ко мне в рот. Отодвинулся.
– Кусай меня. – Он стал меня целовать, снова отодвинулся лишь настолько, чтобы прошептать: – Кусай меня.
Габриэля заводила боль. Я не хотела его заводить еще сильнее, но когда его язык лез почти ко мне в глотку, трудно было не сделать того, что он просит. Он стал теребить мне груди, сжимая так, что я ахнула от боли.
– Укуси, и я перестану.
Я укусила его за губу, укусила так, что, когда он дернулся назад, его плоть натянулась между нами. Кровь хлынула ко мне в рот. Я выпустила его и плюнула кровью ему в лицо. Он был так близко, что она расплескалась красным дождем.
Он рассмеялся, вытирая пальцами окровавленную губу, суя их в рот и слизывая кровь с них.
– Ты знаешь, как я стал леопардом-оборотнем? Я смотрела молча.
Он легко, небрежно дал мне пощечину. У меня из глаз посыпались искры.
– Отвечай, Анита!
Когда в глазах чуть прояснилось, я спросила:
– А какой был вопрос?
– Ты знаешь, как я стал леопардом-оборотнем? Мне не хотелось играть в эту игру, участвовать в постельных разговорах а 1а Габриэль, но получать
– Нет, не знаю.
– Я всегда любил боль, еще когда был человеком. Я познакомился с Элизабет, а она была леопардом. Мыс ней трахались, но я просил ее перекинуться в этот момент. Она говорила, что боится меня убить.
Он наклонился надо мной, и с его губы падали медленные, тяжелые капли крови.
Я моргала, отворачивалась, стараясь, чтобы кровь не попала в глаза.
– Я тогда чуть не погиб.
Я отвернула голову набок до упора, и его кровь капала мне на висок, на щеку.
– И секс того стоил? Он наклонился и стал слизывать с меня кровь.
– Такого секса у меня никогда не было.
У меня из горла рвался крик. Я его проглотила, и это было больно. Должен быть выход. Должен быть, должен быть. Раздался мужской голос:
– Ложись на нее, как будет на съемке, и давайте ставить свет.
Я поняла, что это группа. Режиссер, оператор, еще дюжина народу, и никто не будет мне помогать.
Габриэль вынул из высокого черного сапога нож. Рукоятка у ножа была черной, но лезвие сияло серебром. Я не могла удержаться, чтобы не рассматривать его. И до того мне тоже было страшно, но не так. Страх жег горло, грозя вырваться наружу воплями. Меня испугало не лезвие. Секунду назад я бы все на свете отдала, чтобы Габриэль перерезал веревки. Сейчас я бы отдала все, чтобы он этого не делал.
Габриэль положил руку мне на живот и впихнул колено меж моих связанных ног. Они не могли сильно разъехаться, и я этому радовалась, но Габриэль извернулся и потянулся ножом вниз. Я знала, что будет, еще до того, как он разрезал веревку. Ноги у меня освободились, и Габриэль почти одновременно вдвинулся между ними – я не успела ни сопротивляться, ни как-то попытаться воспользоваться свободой. У него был большой опыт.
Габриэль елозил по моим бедрам, раздвинув мне ноги так, что я чувствовала его сквозь джинсы. Я не вопила – я хныкала и презирала себя за это. Лицо у меня упиралось ему в грудь чуть ниже проколотого соска, и волосы на этой груди были жесткие и царапучие. Его тело почти полностью закрывало меня – в камере могли быть видны только руки и ноги.
Мне пришла в голову очень странная идея.
– Ты слишком длинный, – сказала я. Габриэль чуть приподнялся:
– Чего?
– В камеру ничего не будет видно, кроме твоей спины. Ты слишком высокий.
Он сполз обратно, приподнявшись в упоре лежа. Обернулся, не слезая с меня.
– Фрэнк, она тебе видна?
– Не-а.
– Блин! – сказал Габриэль. Посмотрел на меня и улыбнулся: – Никуда не уходи, я скоро вернусь.
И он слез с меня.
С освобожденными ногами я смогла сесть. Руки были привязаны, зато я смогла подтянуться к спинке кровати. Колоссальное улучшение.