Смертельный танец
Шрифт:
– Новый.
Я встряхнула волосами – опа! – и рукояти не стало видно. Надо будет потренироваться побольше. Слишком хорошее место для потайного ножа, чтобы не использовать его чаще.
– Какие-нибудь еще впечатления, пока я не отвез тебя обратно?
– Дверь выломана?
– Нет.
– Значит, кто-то знакомый, – сказала я.
– Может быть.
Я посмотрела на неподвижное тело Роберта.
– Можем перенести обсуждение в другую комнату?
– Он тебя беспокоит?
– Я его знала, Дольф. Пусть я его не любила, но мы были знакомы.
Дольф кивнул:
– Можем перейти в детскую.
Я почувствовала, что бледнею. Никак мне не хотелось видеть, что могла сделать Моника из детской.
– Злобным ты становишься, Дольф.
– Как-то не могу забыть тот факт, что ты встречаешься с Принцем города, Анита. Не могу отмахнуться.
– Ты хочешь меня наказать за то, что я встречаюсь с вампиром?
Он поглядел на меня долгим, изучающим взглядом. Я не отвернулась.
– Я хочу, чтобы ты с ним не встречалась.
– Ты мне не отец.
– Твои родные знают?
Здесь я уже отвернулась:
– Нет.
– Они ведь католики?
– Дольф, я не буду обсуждать с тобой эту тему.
– С кем-нибудь тебе надо будет ее обсудить.
– Может быть, но не с тобой.
– Анита, посмотри на него. Посмотри на вот это и скажи, что ты можешь вот с таким спать.
– Брось ты это, – сказала я.
– Не могу.
Мы смотрели друг на друга, не отводя глаз. Я не собиралась объяснять Дольфу свои отношения с Жан-Клодом. Не его это собачье дело.
– Тогда у нас проблема.
В дверь постучали.
– Подождите! – сказал Дольф.
– Войдите! – отозвалась я.
Дверь открылась. Отлично. Вошел Зебровски. Еще лучше. Я знала, что улыбаюсь, как идиотка, но не могла сдержаться. В последний раз я его видела, когда он вышел из больницы. Ему едва не выпустил кишки оборотень – леопард размером с пони. Это не был ликантроп, это была колдунья-оборотень. Вот почему Зебровски не пришлось раз в месяц покрываться шерстью. Колдунья вспорола ему живот, а я ее убила. Потом держала руками вываливающиеся кишки, пока не приехали медики. У меня остались шрамы от той же самой колдуньи.
Обычно волосы у Зебровски были спутанной курчавой массой, черные с сединой. Он их сейчас коротко постриг, и они как-то держались. От этого у него был более серьезный, более взрослый вид, не похожий на прежнего Зебровски. Коричневый костюм имел такой вид, будто в нем спят. Темно-голубой галстук, который Зебровски нацеплял всегда, не подходил ни к одному из его костюмов.
– Блейк, черт-те сколько не виделись!
Я не смогла сдержаться: подошла и обняла его. Быть женщиной – в этом есть свои преимущества. Хотя до того, как в моей жизни появился Ричард, я бы могла подавить такой порыв. Ричард оживил во мне женственную сторону.
Зебровски неуклюже меня обнял, смеясь.
– Я всегда знал, что тебя тянет к моему телу, Блейк.
Я оттолкнулась от него:
– Размечтался!
Он оглядел меня с головы до ног, глаза его искрились смешинками.
– Если ты будешь так одеваться каждый вечер, я мог бы ради тебя бросить Кэти. Чуть укоротить эту юбку – и будет отличный абажур для лампы.
Хоть он и язва, а я была рада его видеть.
– Ты давно уже на службе без ограничений?
– Недавно Я тебя видел в новостях с твоим другом.
– В новостях? – Я и забыла о коридоре вспышек, через который мы прошли с Жан-Клодом.
– Отлично выглядит для мертвеца.
– Блин.
– Что такое? – спросил Дольф.
– Это было национальное телевидение, не местное.
– И что?
– Мой отец не знает.
– Теперь знает, – заржал Зебровски.
– Думаю, тебе все же придется поговорить с отцом, – заметил Дольф.
Что-то было либо у меня в лице, либо в голосе Дольфа, отчего Зебровски перестал смеяться.
– Слушайте, чего это с вами? Будто у вас любимого щенка раздавили.
Дольф посмотрел на меня, я на него.
– Расхождение мировоззрений, – сказала я наконец. Дольф ничего не сказал, да я и не ждала.
– Ну, о’кей, – сказал Зебровски.
Он достаточно знал Дольфа, чтобы не приставать. Из меня одной он бы душу вынул, но не из Дольфа.
– Один из ближайших соседей – праворадикальный антивампирист, – сказал Зебровски. – Это привлекло наше внимание.
– Подробнее, – сказал Дольф.
– Делберт Сполдинг и его жена Дора сидели на диване, держась за ручки. Предложили мне чаю со льдом. Он меня поправил, когда я сказал, что Роберта убили. Он пояснил, что мертвеца убить нельзя. – Зебровски достал из кармана сморщенный блокнот, перелистнул к нужной странице, попытался ее разгладить, оставил так и процитировал: “Теперь, когда нашелся добрый человек и уничтожил эту тварь, женщина может сделать аборт и избавиться от монстра. Вообще-то я противник абортов, но это мерзость, чистейшая мерзость”.
– Как минимум “Люди Против Вампиров”, – заметила я. – Может быть, даже “Человек Превыше Всего”.
– А может, ему просто не нравится жить рядом с вампиром, – сказал Дольф.
Мы с Зебровски уставились на него.
– Ты не спросил у мистера Сполдинга, не принадлежит ли он к одной из этих групп? – спросил Дольф.
– У него на столе были разбросаны брошюры ЛПВ, и он одну мне дал.
– Отлично, – сказала я. – Проповедник ненависти.
– ЛПВ не одобряет подобного насилия, – возразил Дольф.
Он сказал это так, что я задумалась: а в каком списке рассылки числится сам Дольф? Но я тряхнула головой: не буду я думать о нем худшее только потому, что он возражает против моих свиданий с ходячим мертвецом. Еще пару месяцев назад у меня были бы те же чувства.
– ЧПВ одобряет, – сказала я.
– Мы выясним, не входит ли мистер Сполдииг в группу “Человек Превыше Всего”.
– Вам еще придется выяснить, есть ли у Сполдингов магические способности.
– А как? – спросил Дольф.
– Я могу с ними встретиться, оказаться в одной комнате. Для верности надо еще до них дотронуться – скажем, руку пожать.