Смертельный ужас (Возмездие)
Шрифт:
— Я на службе.
— Памплона подождет. Сомневаюсь, что при всех ваших умениях комендант посмеет от вас избавиться.
Что ж, секретарь был прав, а если вышвырнут, беда не велика. Он и так был богат, как муранский стеклодув. По закону человек его положения вообще мог не служить. Альвар пошел в армию только потому, что не мог сидеть без дела, но за шесть месяцев в долине окруженной горами стал откровенно хандрить. Душа жаждала новых ощущений. Если бы не атака рейтаров и почетное увольнение за заслуги на три месяца, он бы до сих пор топтал плац, демонстрируя рипосты, финты и ремизы безусым юнцам.
— Окажите нам милость последний раз. Быть может, ваше присутствие отвратит их от побега, о котором они, вне всяких сомнений, помышляют. Что скажете?
Дон Фернандо знал, за какие
Тюрьма-форт возвышалась на широком плато у побережья Средиземного моря и была похожа на средневековый замок. Сложенный из камня каземат с четырьмя бастионами по углам производил удручающее впечатление на узников, которых гнали сюда по узкой морской тропинке вырубленной в скалах. Здесь содержались самые жестокие преступники. Иные заканчивали жизнь в сырых одиночных камерах, питаясь хлебом, кашей и водой. Сан-Бенито славилась дурной репутацией в преступном мире. Любители разгульной жизни — бандиты, воры и цыгане [14] содрогались при одном упоминании о месте, где свободный человек, не имея возможности даже выйти во двор на прогулку, сидел в камере многие годы пока не превращался в кучу бесформенного навоза.
14
Цыгане появились в Европе с начала XV века. Существовало убеждение, что они были выходцами из Египта. Испанцы традиционно называли их Gitanos (от Egiptanos — «египтяне»).
Дело было к ночи. Альвар и дон Фернандо шли по узкой серпантинной дорожке, ведя под узды лошадей. С моря дул прохладный ветер. Где-то внизу волны с грохотом разбивались о скалы. Прошло двадцать пять дней с тех пор как они покинули Севилью. Сборы проходили в такой спешке, что Альвар толком не успел попрощаться с друзьями. До Кордовы они плыли на баркасе по Гвадалквивиру, а оттуда на лошадях через горный перевал и далее трактом прямиком до Мадрида. Вконец измотанные двухнедельной гонкой, они еле держались на ногах. В гильдии путники отдыхали всего один день, после чего получили необходимые бумаги для сопровождения заключенных и поскакали дальше. Сеньора Педро пришлось оставить в Мадриде. Тощий помощник секретаря не выдержал тягот пути и захворал, поэтому в Мурсию они отправились вдвоем.
Очутившись близ мыса Палос, за которым по слухам раскинулась самая большая в этой части света соленая лагуна, отделенная от моря узкой полосой песка, Альвар не испытал облегчения. Впереди его ожидала компания убийц, морское путешествие и качка, которую он терпеть не мог. Пройдет еще как минимум месяц, прежде чем все закончится.
По каменистому плато, покрытому мхом и кустарником, они добрались до ворот тюрьмы. Стражник мурсиец окинул гостей подозрительным взглядом. У него был приказ не впускать никого до утра. Чтобы попасть внутрь путникам пришлось ждать капитана, который как назло спустился куда-то в подвалы. Прошло полчаса, прежде чем они попали в кабинет начальника. Крепкий мужчина с золотым крестом поверх чистой голландской рубахи, встретил их гостеприимно. Альвар и дон Фернандо получили по кружке вина и уселись напротив. Крутя ус, он внимательно изучил приговор королевского суда. С недовольством высказался, что двум ублюдкам, чью судьбу решил сам король, ныне покойный Фердинанд Арагонский, оказана слишком высокая честь. Потом пробежал глазами рекомендации дона Лопеса, в которых говорилось о назначении Альвара конвоиром. Подписал несколько сопроводительных листов для своих людей. Покончив с бумажной волокитой, он распорядился устроить посетителей на ночлег в гостевых помещениях. Дон Фернандо тут же удалился, Альвар же, не смотря на усталость, спросил у начальника разрешения увидеть преступников.
— Не понимаю, зачем вам это? — спросил рослый сержант, судя по говору, итальянец. Шел он первым, держа в левой руке факел. — За месяц насмотритесь на этих выродков так, что тошно будет.
Вдвоем они спускались
— Если бы вы знали, каково нам тут. Мы называем эти помещения Склепом. Здесь четыре уровня. На каждом два крыла по десять камер. Большинство пустует. Тут посменно дежурят только шесть стражников. Люди не выдерживают больше суток.
— А заключенных сколько?
— Тридцать один. Почти все безумцы, готовые убить любого.
Не удивительно. Сержант недовольно покачал головой. Как и прочие стражники, он носил коричневый дублет и толстый кожаный нагрудник со следами от ударов ножом. Густые усы и свалявшаяся бородка давно потеряли привычную форму. Складывалось впечатление, что итальянец за годы службы сам превратился в заключенного, затерявшегося во мраке каземата. Остальные старожилы выглядели так же. Альвар даже представить не мог, какой волей должен обладать человек, чтобы служить в подобном чистилище.
— Даже втроем здесь не по себе, а одному и вовсе худо. Помню, лет пять назад завалило воздушную шахту на нижнем уровне. Решено было его закрыть. Камеры мы проверили, но недостаточно тщательно и там остался заключенный. Его хватились спустя четыре дня. К тому времени бедняга обглодал пальцы на руке и тронулся умом. Он утверждал, что кто-то за стеной звал его по имени и пытался проникнуть в камеру. Конечно, мужчина должен умирать в одиночестве, но только не такой смертью.
Итальянец подвел Альвара к тяжелой металлической двери. Постучал. Им открыл сутулый стражник с изможденным лицом. Махнув рукой куда-то в темноту, он уселся на стул рядом с входом и тотчас задремал. Здесь же неподалеку стоял стол с масляным светильником. В дальнем конце коридора мелькнул свет факела. Вскоре появился еще один страж, доложивший, что во время обхода ничего подозрительного не обнаружил.
Сержант повел Альвара в конец туннеля, вдоль массивных дверей с решетчатыми окошками.
— Они сидят здесь уже три месяца. Скорее всего, вообще не знают день сейчас или ночь.
— Они натворили что-то?
— Кроме того, что убили шестнадцать детей, десять женщин и четверых мужчин? — со злостью отозвался провожатый. — Да. Здоровяк пытался сломать дверь, поэтому пришлось обоих упрятать в Склеп.
— Обоих?
Итальянец подвел Альвара к окошку камеры, в недрах которой ютились два сгустка черноты разных размеров.
— В тесноте да не в обиде. Мы заметили, что верзила начинает буянить, когда уводят сопляка, поэтому начальник приказал держать их вместе.
Альвар присмотрелся к сгустку поменьше. Послышался звон цепей. Человек на полу зашевелился.
— Наверное, они любовники или что-то в этом роде, — с безразличием предположил итальянец. — Одному господу известно, почему ими до сих пор не заинтересовалась инквизиция. Эй, содомиты!
Сержант шарахнул ногой по двери.
— Эй, мориск! Подойди сюда. Его милость желает говорить с тобой.
Тощая, сгорбившаяся фигурка медленно встала и приблизилась к двери. В скудном свете факела Альвар увидел смуглого юношу в лохмотьях. Руки и ноги его были скованы цепями. На груди некое подобие жилета. Длинные спутанные волосы закрывали лицо.
— Ты меня помнишь? — спросил идальго.
Мориск кивнул. Сержант тут же сделал шаг назад, схватившись за рукоять шпаги.
— С чего бы это ему вас помнить?
— Мне поручено зачитать приговор, хотя, думаю, вы и так все понимаете. Завтра на рассвете ты и твой сообщник покинете тюрьму. Вы будете доставлены в порт Санлукара для транспортировки на Канарские острова. Каторжная тюрьма в провале потухшего вулкана на острове Лобос станет вашим последним пристанищем. Тебя публично колесуют, а останки повесят на стене цитадели. Твой сообщник остаток дней проведет в алмазных копях. Приговор вынесен королевским судом и обжалованию не подлежит.