Смертельный выстрел
Шрифт:
Последний взгляд на любимые места.
В то время как служанка хлопотала около своей госпожи, все еще не приходившей в сознание, с дороги донесся стук колес проезжавшего мимо тяжелого воза и крики погонщиков.
Запряженная четырьмя сильными мулами фура была нагружена всевозможной домашней утварью. Рядом с ней шел кучер-негр, а за ним еще несколько темнокожих слуг.
Едва этот поезд скрылся из виду, как на дороге показался другой экипаж — на этот раз более легкая повозка, запряженная парой кентуккских лошадей. Кожаный верх повозки был откинут, и всех сидящих было ясно видно. На козлах сидел черный кучер, и рядом с ним девушка-мулатка. Это была Джулия.
На заднем сидении мы узнали бы еще одно знакомое лицо. Только выражение его грустное и
Они ехали по дороге в Натчез, откуда намеревались направиться в Техас, а в фуре, проехавшей перед ними, они увозили все, что неумолимый кредитор дозволил им взять из дорогого для них дома.
Полковник сидел грустный, низко опустив голову. В первый раз в жизни он чувствовал себя глубоко униженным, и это чувство заставило его выехать так рано: он старался избегнуть встречи со знакомыми лицами, боялся видеть их огорченными. К тому же еще одно обстоятельство вынуждало спешить: пароход отходил из Натчеза на заре и необходимо было поспеть в город к этому времени.
Старшая дочь плантатора грустила не меньше его, имея на то свою причину.
Всю ночь Елена не сомкнула глаз ни на минуту и теперь лицо ее было мертвенно-бледным, под лихорадочно блестящими глазами лежали темные круги. Она не обращала внимания ни на что встречавшееся по дороге и едва отвечала на замечания сестры, с которыми та время от времени обращалась к ней, очевидно, желая развлечь ее. Но и у самой Джесси, всегда веселой, было тяжело на душе: ей не хотелось расставаться с домом, где она выросла, и страшно было заглянуть в будущее, где, вместо роскоши и довольства, их, вероятно, ожидают многие лишения, как и предупреждал ее отец.
Елена вовсе не думала о перемене жизни, она не боялась бедности и примирилась бы со всеми лишениями, лишь бы Чарльз оставался верен ей! Но он изменил, и теперь ничто уже не интересовало ее. Она чувствовала, что не может ни забыть его, ни простить, и горе с новой силой охватило ее, когда повозка поравнялась с фермой Кленси. Елена думала: «Вот здесь спит тот, кто на всю жизнь сделал меня несчастной. Неужели он может спать?»
Чувство ее было так сильно, что, несмотря на все старания, она не могла скрыть его, и счастье, что отец, поглощенный собственным горем, не обратил внимания на дочь. Сестра же заметила ее волнение и угадала причину, но не сказала ничего, зная, что есть минуты, когда выражение участия даже самого близкого человека бывает неуместным.
Джесси была рада, когда дом и ферма Кленси скрылись из виду.
Если бы Елена могла проникнуть через стены этого белого домика и увидела лежавшую в постели, по-видимому, мертвую или умирающую женщину, и рядом другую постель, нетронутую, если бы кто-нибудь мог сказать девушке, что тот, кто привык спать в этой постели, теперь лежал в холодном болоте, под темным сводом кипарисов. Удар был бы не менее силен, но она перенесла бы его легче, в сердце не осталось бы той горечи, которая наполняла его теперь.
Но Елена не знала ничего из случившегося — ни кровавой драмы, разыгравшейся на опушке леса, ни грустной сцены на ферме. Знай она все это, она тоже плакала бы, как теперь, прощаясь взором с жилищем своего милого, но плакала бы от горя, а не от досады.
VIII
Десять часов утра. Вокруг коттеджа вдовы Кленси собралась целая толпа народа. Все это были ближайшие соседи ее; что касается тех, которые жили на значительном расстоянии, то они понемногу съезжались со всех сторон. Через каждые несколько минут появляется два-три всадника, за плечами у них карабины, рога с порохом и патронташи. Так же вооружена и пешая толпа у коттеджа. Причина такого вооружения понятна всем. Несколько часов тому назад мать дала знать по всем плантациям, что сын ее пропал из дому и, судя по некоторым обстоятельствам, с ним случилось, вероятно, какое-нибудь несчастье.
Жители юго-западных штатов считали своим долгом не оставаться безучастными зрителями в подобных случаях, и, как самые богатые, так и самые бедные, спешили принять участие в поиске и наказании виновных, если таковые были. Вот почему соседи мистрис Кленси, ближние и дальние, званые и незваные, собрались теперь у ее коттеджа. Между ними находились также Эфраим Дерк и его сын Ричард.
Мать Кленси передала подробности предыдущей ночи, о собаке, которая вернулась домой мокрая и раненая, и в доказательство своих слов показала ее всем. Вид собаки с простреленной кожей на затылке и одновременное с этим исчезновение ее хозяина увеличили подозрение в том, что с ним случилось что-то. Но что? И почему собака ранена? Никто, само собою разумеется, не мог ответить на эти вопросы. Странным показалось, кроме того, что собака вернулась в такой поздний час. Кленси вышел из дому днем и не мог уйти так далеко, чтобы собаке его пришлось бежать всю ночь. Не мог ли он сам подстрелить ее? Ответ был отрицательный; опытные охотники, находившиеся среди толпы, осмотрели рану собаки и, не колеблясь, заявили, что стреляли из «двуствольного ружья, а не из карабина». Всем было известно между тем, что Чарльз никогда и никакого оружия, кроме карабина, не носил с собой, а, следовательно, не он ранил собаку. После короткого совещания решено было идти на поиски пропавшего. В присутствии матери никто не говорил о поисках «мертвого тела», хотя все были уверены, что ничего кроме этого не найдут. Но мать это предчувствовала, и когда охотники, отправляясь на поиски, успокаивали ее, говоря, что все кончится хорошо, сердце подсказывало ей, что она никогда больше не увидит сына.
Выйдя из дому, всадники разделились на две группы и двинулись в разные стороны. С одной из них, численностью побольше, отправилась собака Кленси; ее взял с собой старый охотник Вудлей, надеясь, что она поможет отыскать следы своего хозяина. Собака не подвела: не успели они въехать в лес, как она бросилась вперед и так быстро, что им чуть ли не галопом пришлось догонять ее. Так она пробежала по лесу расстояние мили в две и, наконец, громко залаяв, остановилась у окраины болота. Охотники спешились, чтобы осмотреть это место, в надежде найти там тело Чарльза Кленси, но они не нашли его ни мертвого, ни живого, а только кучу тилландсии, которая, по-видимому, была недавно еще сорвана с деревьев и затем почему-то разбросана в разные стороны. Осмотрев внимательно почву, они увидели на ней сгустки крови, темной, почти черной. Из-под кучи тилландсии выглядывал ствол ружья, которое оказалось карабином, признанным многими за карабин Кленси. Рядом с ружьем лежала шляпа, а под ними кровь… Кто-то был здесь, очевидно, ранен… быть может, убит… А где же Чарльз Кленси? Ружье и шляпа его, а следовательно, и кровь. «Где же его тело?» — спрашивали друг друга с недоумением охотники. Среди них находился один только человек, который мог бы все объяснить им… и человек этот был Ричард Дерк.
Не странно ли, что он находился среди охотников и даже ревностнее других принимал участие в поисках? Дело в том, что он позабыл о собаке, не подумал о том, что инстинкт животного может скоро привести их к тому месту, где он нанес смертельный выстрел Кленси. Когда все собрались вокруг этого места, он хотел уйти, но остался, из боязни навлечь на себя подозрение своим уходом. «Чего мне бояться? — думал он. — Ну, они найдут мертвое тело… Кленси… с простреленной грудью. Разве могут они сказать, кто нанес выстрел? Свидетелей, кроме деревьев, никаких, а эта глупая собака… Нет, не глупая… стоит и все воет. Так что ж?» Умей она говорить, тогда ему было бы чего бояться. Успокоив себя до некоторой степени, он подошел к месту, которое недавно обагрил кровью… дрожащий, бледный… И не удивительно! Он должен был увидеть лицо человека, которого убил…
Но что это? Убитого тут не было! Только ружье, шляпа и несколько капель крови! Должен ли был радоваться Дерк? Судя по его виду, нет! Перед этим он только слегка вздрагивал и был немного бледен, теперь же губы его побелели, глаза ввалились, зубы стучали, и он трясся всем телом, как бы от приступа лихорадки. К счастью для него, он стоял среди кипарисов, закрытый тенью. Но если это могло ускользнуть от взора всех присутствующих, зато не ускользнуло от чутья находившейся здесь собаки Кленси. Не успела она заметить его, как с громким, пронзительным криком набросилась на него и, не успей вовремя удержать ее Вудлей, она вцепилась бы в горло Ричарда Дерка.