Смертельный выстрел
Шрифт:
— Джесси!
— Я слышу тебя, Елена! — ответила Джесси тем же тоном.
— Я хочу сказать тебе всего несколько слов. Будь мужественна, успокойся. Все кажется так мрачно… Но какая-нибудь неожиданность должна спасти нас.
— Почему ты так думаешь?
— У меня есть предчувствие, что нас спасут из рук этих ужасных чудовищ. Может быть, я ошибаюсь, но кто-то шепчет мне это… верно, сам Бог. Молись Ему, Джесси, как и я молюсь.
— Я тоже молюсь, сестра! О, что теперь с папой? Что с моим дорогим Луи? Я боюсь…
— Не бойся! Я не думаю, чтобы дикари могли убить всех. Кто-нибудь да остался
— Ах, я уверена, что Луи спасет нас! Он отдаст все свое золото… предложит большое вознаграждение… все, что имеет, лишь бы спасти меня. Он… я знаю, что он…
Восторженная речь Джесси была прервана громким взрывом хохота всадников, которые вслед за этим двинули своих лошадей и стали переезжать реку вброд.
XXVIII
Брод в нижнем течении Сан-Саба заслуживает некоторого описания местности.
В этом месте река на протяжении нескольких сотен ярдов течет спокойно и тихо среди берегов, поросших лесом до самой воды. По обе стороны леса тянутся на милю вглубь, прерываясь изредка лужайками, местами напоминающими роскошные цветники. Далее начинаются обширные луга, целое море волнующейся травы, не прерываемое ни деревьями, ни кустарником.
Со всех сторон к броду ведут широкие просеки, прорубленные прежними владельцами этой местности — миссионерами и солдатами, состоявшими у них на службе. Эти просеки служили военным целям, соединяя миссию с городом Сан-Антонио-де-Бехас. Хотя уже несколько заросшие, они все же доступны для проезда в колесном экипаже.
С северной стороны к реке подходят две дороги, соединяющиеся при входе в лес. Одна из них — большая дорога из Колорадо, другая — тропинка, проложенная индейцами и ведущая прямо к террасам и начинающейся за ними плоской возвышенности.
В тот самый вечер, когда охотники возвращались с неудачной охоты, часом позже пятеро всадников проскакали к тому же броду, но немного выше по течению. Это были Кленси и его спутники. По тому, как устали их лошади, видно было, что они ехали очень быстро. К броду Сан-Саба они прибыли через несколько дней после того, как караван Армстронга проехал здесь, тогда как Сабину они пересекли через две недели после него. В дороге их ничто не задерживало, по следам колес прошедшего каравана ориентироваться было легко.
Кленси и Вудлей ехали несколько впереди, решая, переехать реку сейчас или оставить это до утра. Кленси настаивал, чтобы ехать дальше, а Вудлей, ссылаясь на усталость, говорил ему:
— А какая разница, переедем мы ее ночью, или завтра по утреннему холодку? Вы же говорили, что не хотите показываться вблизи миссии, так не лучше ли тогда остановиться здесь? Подъедем ближе к реке и выберем себе место поудобнее для нашего лагеря. А завтра мы с Недом отправимся в колонию и выведаем, как там обстоят дела.
— Вы, быть может и правы, — ответил Кленси. — Если вы думаете, что нам лучше остановиться здесь, я не буду перечить вам… Хотя, мне кажется, следует ехать дальше. Вы можете считать абсурдом слова мои, Сим, а между тем меня мучает… какое-то предчувствие.
— Предчувствие
— По правде сказать, не знаю чего и почему… Но я не могу избавиться от мысли о том, что какая-то опасность висит над…
Он остановился, не произнеся имени Елены Армстронг, о которой думал в эту минуту.
— Я догадываюсь, на кого вы намекаете, — ответил Вудлей, — и если это так, то предчувствие ваше, как вы его называете, ерунда и больше ничего. Поверьте слову Сима Вудлея, что все благополучно по ту сторону реки.
— Надеюсь.
— Можете не сомневаться. По всему видно, что вы плохо знаете плантатора. Я сражался под началом полковника во время войны с ирокезами и могу сказать, что спал он всегда одним только глазом, а другой оставался открытым. Люди полковника сильные и опытные; их трудно застать врасплох, и такие враги, как краснокожие и белые пираты, не решатся напасть на них. Вот когда они совершенно устроятся и, успокоившись, станут менее осторожными, тогда, пожалуй, враги рискнут атаковать их. Нечего поэтому бояться, что мы приедем слишком поздно. Завтра мы постараемся задолго до полудня отправиться в старую миссию и, увидите, найдем там всех здоровыми и невредимыми. Верьте слову Сима Вудлея!
Эти слова немного успокоили Кленси, но все же он по-прежнему не изменил своего намерения ехать дальше.
— Сим, не лучше ли будет ехать? — сказал он.
— Что ж, поедем, если желаете. Вы предводитель и можете приказывать. Я думаю не о себе, а об этих несчастных, усталых животных.
И он указал на лошадей, а затем прибавил:
— Не говоря уже о всех нас… Что касается меня, я готов ехать до самого Рио-Гранде, если вы будете настаивать на этом.
Несмотря на сказанное, в тоне звучала явная нота неудовольствия. Кленси заметил это, и в нем заговорила деликатность, присущая джентльмену, и, кроме того, прежняя уверенность в справедливости и опытности Вудлея.
— Прекрасно, остановимся в таком случае. Что ж, разницы, пожалуй, никакой не будет. Отбросим в сторону мои предчувствия… они и раньше бывали у меня, но все обходилось. Надеюсь, что и теперь все будет хорошо. Проведем ночь по эту сторону реки.
— Великолепно, — ответил Вудлей. — Итак, решено, останавливаемся… Почему не воспользоваться комфортом, какой только возможен в данных обстоятельствах? Местность возле Сан-Саба мне так же хорошо известна, как и в районе Миссисипи. Если память мне не изменила, то здесь есть местечко, очень удобное для нас. Следуйте за мной, я найду его.
Недалеко от этого места, где только что беседовали наши путники, находилась тропинка, шедшая параллельно направлению реки. Вудлей свернул на нее, а сзади последовали его спутники. Тропинка была так узка, что по ней можно было передвигаться только гуськом. Проехав ярдов пятьдесят, путники выехали на открытое пространство, представлявшее собою нечто вроде террасы, нависшей над рекой и окаймленной низкими деревьями и кустами.
— На этой траве я спал лет шесть тому назад, и ничто здесь не тревожило моего сна, кроме комаров. Это самое страшное, что нас ожидает здесь. Будем надеяться, что мы спокойно проведем ночь, а комары нас не съедят. Кстати, о еде!.. Неплохо было бы нам и поужинать, а затем растянуться на земле и предать себя Морфею.