Смерти вопреки
Шрифт:
Марина встала, отряхнулась, убрала меч и, гордо вскинув голову, потопала за Арвилом и Двадабром.
— Бесчестный ублюдок, — оскорбленно выругалась она, не в силах больше ничего сделать.
За стенами лес выглядел приятнее. Марина перелезла через высокую насыпь, подобно высокому порогу преграждающему путь в храм, Арвил протянул ей руку.
— Не смей прикасаться ко мне, — холодно процедила она, надменно и грациозно спустившись сама. Арвил сухо поклонился.
Солнечный, с высоченными лиственными деревьями, лес переполнялся пением птиц и мягким журчание родников. Воин пошел впереди, а Марина с Арвилом
В голове ее крутились события последних суток. Она просыпается и ничего не помнит.
Рядом стоит Арвил и говорит, что он Дэн. Затем ситуация в душе. Почему она хотела его заколоть? Она попыталась вспомнить за что и не смогла. Потом навеянная иллюзия сна до самой Овинги. Кто она? Она напрягла память, но ничего не вспомнила. Отсчет событий начинался для нее два дня назад. А родители? Умерли. Те люди точно были ее родителями.
Одно ей было ясно — за всем этим стоял Арвил. Она припоминала сказку. Она последняя из рода Квитвордов. И он ведет ее к королю, который убил всех ее кровных родственников. Она посмотрела на Арвила. Он шел рядом с суровым выражением, еще красный от удушья, на шее виднелись кровоподтеки, на руке небольшая рана от ее меча. Сволочь недобитая, выругалась она про себя. На голову ее выше и в два раза шире, от такого не убежишь. И куда бежать? Она без языка, без денег, без всего. Отчаяние закружило ей голову. Вот уж влипла, так влипла.
— Ты можешь вернуть мне память? — спросила она идущего рядом Арвила.
Тот поднял голову, посмотрел на нее леденящим взглядом, не ответил.
— Сколько раз ты применял ко мне магию? — попробовала она снова.
В ответ ей было молчание.
— Ну, и иди нафиг, — сердито пробурчала она, отвернувшись от него и больше не задавая вопросов.
Те люди, которые им встречались, были одеты в грубые коричневые ткани разных оттенков. Украшения были в основном из дерева и коры, похожей на тонко выделанную кожу. Женщины носили платья, закрывающие плечи, а на голове обруч или что-то типа шапочек из искусно вырезанной бересты, крепящейся деревянной спицей. На мужчинах кожаные сапоги, темные рубахи и широкие пояса, на которых неизменно висело холодное оружие.
Сама деревня была не меньше, чем в двести бревенчатых домов, поросших травой и увитых плющом. Дойдя до площади в сто квадратных метров, застеленной доской с щербинками и рисунками прямо поверху, они остановились. По одному краю стоял три на три метра колодец, по другую — навес, утопающий в зелени, с лавочками и столами. За ним сидели старики. Они дружно застольничали. За ними виднелся вход в таверну или что-то в роде того.
Центральная сторона была домом с большим балконом и широкой лестницей, не похожим на жилой. Весь его фасад украшали деревянные изразцы филигранной работы.
Арвил стоял и ждал, к ним подошел воин со старцем. Старец поклонился, приветствуя и отдавая дань уважения. Воин обратился к Арвилу, тот выслушал. Отрицательно кивая, возразил. На заднем фоне таверны появилась девушка с берестяной шкатулкой, но ближе она не подошла. Мужчины заспорили.
— Что это? — произнесла Марина, подойдя к резному барельефу и зачарованно прикоснувшись к нему ладонями. Он казался старинным, таким, что дерево от времени осеребрилось и отвердело подобно камню. На барельефе изображенные драконы, извергали пламя, люди-маги защищали дома, русалки сидели на колодцах, а на одном был изображен материк, похожий по форме на ромб. В его основании был вырезан лес, рядом шла цепочка гор, потом равнина и в самой шапке еще горы, но не такие высокие и более извилистые. А вокруг вода.
— Овинга, — испытывая странное благоговение, прошептала девушка, пальцами скользя по поверхности. На равнине был почти стерт большой круг в форме чаши. Рисунок уже не угадывался, но пальцы еще ощущали не ровность.
Старец жестом прекратил спор и что-то произнес. Арвил, уже достаточно взбешенный, кивнул и недовольно посмотрел в сторону Марины.
— Тебе помогут с языком, — холодно сообщил он, в этот момент казалось он их всех ненавидел. — Они проведут обряд, чтобы ты стала понимать. Двадабр тебя проводит.
Они прошли в дом с резным фасадом. Высокие узкие окна, похожие на бойницы без стекла, слабо пропускали свет. За широкими деревянными дверями оказалось несколько пустых зал с открытыми очагами в центре, бежевыми сухоцветами, свисающими вдоль стен, и тотемными столбами. Резьба была искусной, украшая все помещение от пола до потолка.
Они зашли в самую дальнюю крошечную комнатушку, где в углу располагался тлеющий очаг. Напротив него в кресло-качалке сидела маленькая, иссохшая от старости женщина. Она смотрела на красные угли и побрасывала на них сухоцветы. Ей в нос ударил одурманивающий резкий запах, но через пару секунд раздирание сменилось приятной истомой в голове.
— Ну, тут и кумар, — не удержалась Марина, прикрывая лицо рукавом свитера.
Мужчина отступил и закрыл дверь. А Марина, едва дыша и справляясь с першением в горле, принялась разглядывать старушку.
У той на ногтях росли листья. И вся одежда, казалось сотканной из растительного волокна, шею плотно обхватывал деревянный искусный браслет. В седых волосах, убранных в сложную прическу, густо вилось растение, похожее на зеленый вьюнок.
— Ох, и плотный здесь дым, бабушка, — произнесла Марина, чувству, как глаза слезятся от разнотравья, а ноги подкашиваются. Она присела на лавочку, стоящую на входе у дверей.
Дым был таким насыщенным, что устоять было не возможно. Старушка посмотрела на нее, глазами цвета леса и продолжила бросать цветы и травы. Что-то тихо начала распевать. А в подоле лежал еще ворох цветов.
Марина лежала на мягкой кровати в той же одежде, только кто-то разул ее. От подушек исходил тонкий аромат. Над ее головой висели гирлянды трав. В комнате на окне цвел ярко-красный цветок, выполняя обязанности ночника. Она посмотрела на порезанную руку, обнаружив, что порез затянулся, не осталось даже следов.
— Как себя чувствуешь?
Она повернула голову на шорох. Арвил сидел в углу комнаты в кресле с высоким стаканом с перевязанной рукой. На небольшом столике стоял кувшин.
— Тебе не все равно, — огрызнулась она с ходу, приподнимаясь. Похоже, на пьяную голову он забыл, что они враги.
— Учитывая, что мне все время приходится тебя спасать и откачивать, нет.
Его голос показался ей чуть более тягучим и глубоким, чем обычно.
— Ты о том, как лишил меня памяти?
— О том, что пришлось снова откачивать тебя.