Смерти вопреки
Шрифт:
Зашумела вода, потянуло запахом шампуня. Затем послышался плеск воды. Грузное тело Александрыча погрузилось в воду. Подполковник фыркал, отдувался, наслаждаясь прохладой и чистотой. Чтобы полегче дышалось, он не стал закрывать дверь.
Банда прошел в коридор, остановился у входной двери. Рядом с ней на стене чернел щиток электросчетчика.
Бондарович усмехнулся, прислушавшись к бодрому сопению Александрыча в ванной, вынул из сумки электрический фонарик с длинной ручкой, зажал его под мышкой и, распахнув дверцу счетчика, выключил электричество.
– Что там, б... такое? – тут же послышался из ванной бас подполковника. Бондарович, естественно, отвечать на этот дурацкий вопрос не стал. Он быстро, но бесшумно двинулся по коридору.
– Вечно так... – бурчал Александрыч, поднимаясь из воды. Он на ощупь пытался ухватиться за вешалку для полотенец, но никак не мог ее отыскать – света, пробивавшегося по изгибам коридора, не хватало даже на то, чтобы разглядеть собственные руки.
Бондарович с выключенным фонариком в руке остановился в дверном проеме. Александрыч насторожился: почувствовав присутствие кого-то еще, кроме себя, он тяжело задышал, боясь произнести хоть слово. Монотонно шумела вода, вырываясь из крана. Яркий сноп света ударил в лицо подполковнику, выхватив из темноты его редкие всклокоченные волосы и потухшие от испуга глаза. Огромный живот подрагивал, с него в ванну то и дело отваливались клочья пены и падали крупные капли.
– Привет, – сказал Бондарович.
– Я... – Александрыч попытался схватить что-нибудь, подходящее для самозащиты, но в руке у него оказался только кусок душистого мыла.
– Брось, – приказал Банда.
Кусок мыла, всхлипнув, исчез под водой. Александрыч прикрыл ладонью глаза, пытаясь рассмотреть, кто же стоит перед ним, но у него ничего не получилось – он видел только слепящий свет электрического фонарика.
– Кто вы? – наконец-то догадался спросить подполковник.
– Неважно, – ответил Банда.
– Зачем?.. Чего надо?.. – бормотал Александрыч.
Фонарик отклонился в сторону, и на стеклянной полочке заблестело лезвие раскладной опасной бритвы. Подполковник увидел, как из темноты возникает рука, берет бритву и вновь скрывается в темноте Машинально, подчиняясь логике смертельно напуганного человека, подполковник опустил взгляд, хоть и знал, что не сможет увидеть свой сморщенный от прохладной воды член из-за нависшего над ним живота.
– Зачем... – жалобно пролепетал он.
– Не бойся, кастрировать не буду, – Бондарович понял ход мыслей Александрыча. – Просто на время разговора лучше убрать острые предметы – Лучше, – согласился подполковник, – но мысль о кастрации не выходила у него из головы.
– Мне нужно получить пару ответов на пару вопросов, и я уйду.
– Можно я сяду? – спросил Александрыч, ему показалось, что если он спрячет под водой и пеной ту часть своего тела, которой, как каждый нормальный мужчина, он дорожил больше других, то незнакомец забудет о ее существовании.
– Садись, только руки держи над водой.
Подполковник опустился в ванну. Вода, успевшая набежать за то время, пока он стоял, перелилась через край, хлынула на пол. Отводная труба не успевала справиться с потоком и теперь жалобно вздыхала, захлебываясь густой пеной.
– Краны закрути, – посоветовал Банда.
– Что? – не сразу дошло до Александрыча.
– Краны закрути, соседей затопишь.
– Сейчас, сейчас, – стараясь оставлять гениталии под водой, засуетился Александрыч.
Затем наступила зловещая тишина. Хозяин дома ждал вопросов, а Банда выдерживал паузу. Он знал: никакие угрозы не давят на психику с такой силой, как неопределенность. Человек, оказавшийся в роли жертвы, сам подготовит себя к самому страшному, сам запугает. Все пытки, о каких только он слышал, всплывут в его памяти, и он сам выберет для себя самую мучительную из них, самую действенную.
– Начнем? – бесстрастно произнес Банда, словно от Александрыча хоть что-то зависело.
– Я готов.
– Ты расскажешь правду о том, как исчез покойник при перевозке в Симферополь.
– Я не знаю, кому он понадобился. Честно, не знаю.
– Не ври.
Подполковник втянул голову в плечи и произнес:
– Может, дружки его подкупили водителя и сопровождающего? Странно, что и тот, и другой вместе пошли в кусты отливать.
– Кто подкупил?
– Не знаю.
Банда без предупреждения схватил Александрыча за жидкие волосы, благо на макушке подполковник оставил длинную прядь, чтобы зачесывать ее на плешь, и окунул его с головой. Александрыч пытался уцепиться за края ванны, но мокрые руки срывались. Банда дождался, когда перестали подниматься пузыри – это означало, что Александрыч опомнился и уже экономит оставшийся в легких воздух, – и вытащил подполковника из воды.
– Кто подкупил?
– Ма... не... на... кхххх....
С минуту подполковник кашлял, отплевываясь водой, и не мог произнести ни слова. Бондарович терпеливо ждал и дождался.
– Муса Корд.
– Врешь, – в голосе Банды не было и нотки сомнения. Он знал: не стал бы Муса сам вести его к подполковнику в отделение специально для того, чтобы там он. Банда, узнал о курьере.
"Слишком уж навязывал мне Александрыч фотографии мертвого курьера, – подумал Банда, – словно хотел меня уверить в его смерти. Ничего, он не каменный, расколется. Главное, чтобы он испугался до состояния паники".
– Кто?
– Муса Корд, – Александрыч набрал побольше воздуха в легкие, готовясь к новому погружению.
Но Бондарович не любил дважды повторять один и тот же финт. Он просто-напросто несколько раз щелкнул в темноте клинком складной бритвы.
Это подействовало на хозяина квартиры так, словно на него вылили ведро кипятка:
– Нет, не он!..
– Кто же?
Александрыча хватило на то, чтобы сохранять молчание, ровно три секунды. Еще один сухой щелчок клинка, и язык у него развязался:
– Рахмет Мамаев. Он их купил.
– Откуда знаешь? – тут же подбросил следующий вопрос Бондарович.
– Я? Откуда? – Александрыч замялся.
– Если ты сам идиот, то хотя бы меня не считай идиотом, – предупредил его Банда.
– Я не мог отказаться. Он заплатил мне и людям, которые везли труп.
– Мне неинтересно, сколько он тебе заплатил, и я не собираюсь никому докладывать о твоих махинациях. Мне нужно знать, зачем он это сделал.
– Не знаю, истинный крест, не знаю.
Банда посветил фонариком на клинок бритвы, и тот засверкал ослепительно яркими сполохами.