Смертник
Шрифт:
– Вниз. Здесь ход, – сказал Очкарик, с трудом переводя дух. – Зомби облепили тропу со всех сторон. Давай за мной.
Сталкер и полез за новичком, не задавая лишних вопросов.
Они благополучно выбрались из завала. Очкарик двинулся вперед, огибая очередную груду железа. Его спина мелькала впереди, и Грек старался не отставать. Лавируя между сгнившим комбайном и сенокосилкой, будто всю жизнь провел на свалке, Очкарик упрямо продвигался к выходу. Судя по перевернутому экскаватору, вгрызавшемуся ковшом с редкими зубцами в сухую землю – до выхода было рукой подать.
На одном из поворотов – такого не увидишь и в кошмарном сне – нос к носу Очкарик столкнулся с контролером.
– Ложись! – успел крикнуть Грек, падая на землю. Очкарик рухнул ему под ноги. Тут же поднялся на колено и дал прицельную очередь в черную тень, нависшую над тропой. Пули прошили пустое пространство. Там, где только что стоял контролер, белел над мощными надбровными дугами обнаженный череп, зависший в воздухе. Еще миг – пропал и он.
– Не трать патроны, Очкарик, – устало сказал Грек, перетягивая обрывок рукава выше раны, чтобы остановить кровь. – Контролера там нет.
– Как это нет? Я видел своими глазами.
– Ты видел не глазами… короче… что он хотел, то ты и видел. Не трать патроны, сынок. Он нас нашел. Нам его не убить. – Сталкер задумчиво взвесил в руке последнюю гранату. Как жест отчаяния – для контролера или для себя?
– Мы пройдем, Грек! Пройдем! Вставай!
– Пойми сынок, это он дал нам время. Не наигрался, мать твою… Еще пара минут и мы не сможем разговаривать. Это конец, сынок. Запомни напоследок, что скажу. Из тебя вышел бы классный сталкер, сынок. Это я тебе говорю
– Нет! – Совсем близко блеснули круглые стекла. – Его можно убить? Можно? Отвечай! Должен быть способ!
– Есть, – Грек улыбнулся. – Подойти тихо сзади… очень тихо… и к настоящему, не к миражу, и выстрелить в затылок.
– В лоб?
– Что в лоб?
– В лоб тоже можно?
– Уж лучше сразу в глаз.
– Хорошо.
– Что – хорошо? – переспросил Грек. Он хотел еще что-то добавить напоследок, но не успел.
Тяжелый, гулкий, постепенно нарастающий шум, волной накрыл свалку. Мелко задребезжали кучи железа, передавая дрожь земле.
– Это контролер? – спросил Очкарик, но Грек не ответил. Открыв рот, он смотрел куда-то наверх.
Очкарик машинально оглянулся и коротко вскрикнул.
Военные действия на первом уровне заброшенного кладбища потревожили само основание гигантской горы. Что-то сдвинулось в установившемся порядке. Сверху, как преддверие будущего извержения посыпалась мелкая ржавая труха. Пронзительно заскрежетало, выворачивая душу наизнанку.
На самом верху медленно съехала набок кабина МАЗ-а. Задержалась и сорвалась вниз, увлекая за собой обвал. Не успел скрежет затихнуть, как с верхних этажей вслед за трухой посыпались искореженные металлические обломки.
Гора сопротивлялась. Она выла на разные голоса, заполняя окружающее пространство скрежетом. Извергала вниз лаву изуродованного железа. Тряслась в последней судороге, избавляясь от всего, что плохо лежало.
И вдруг, как селевой поток, увлекая за собой гнилье, копившееся
НИКА
Свет фар проезжающих машин слепил глаза. Моросил дождь. Капли стучали по капюшону куртки, создавая иллюзию комфорта.
Она сидела на автобусной остановке без крыши, открытой всем ветрам. Сегодняшний вечер ничем не отличался от сотен других. Ей некуда было ехать, ее нигде не ждали. Хуже всего то, что ей не о чем было мечтать.
Так стало сразу после того, как Ника ушла из дома. Жизнь разделилась на то, что было "до" и то, что случилось "после". Ника так и не простила матери ее смерти. Вся любовь, которой было много, вдруг куда-то делась. Не то, чтобы отец сразу переменился – он просто перестал замечать дочь. Прежний мир рухнул, и на осколках буйным цветом расцвела взаимная неприязнь. Как ожидаемый итог – отец привел в дом женщину и твердо сказал:
– Она будет теперь жить с нами.
– Если она тут будет жить, то уйду я. – Слова Ники по твердости не уступали отцовским.
– Уходи, – пожал плечами отец.
Новая семья, новые заботы. Кто его осудит?
Ника простилась лишь с военруком. Потому что после смерти матери растеряла друзей. Все отношения походили на суррогат тех, что были раньше.
Василий Петрович долго и пристально смотрел ей в глаза. Он пытался свести прощанье к шутке. Дескать, молодым и красивым девушкам самое место в кресле у компьютера, а не на дороге, что еще такое она придумала?
Прощанье назад не вернуть. Еще не веря в то, что действительно решится уйти из дома, девушка пошла по шоссе в сторону близлежащего районного центра. Потом она ушла так далеко, что не захотелось возвращаться.
Пожилой мужчина остановил рядом с ней видавший виды жигуленок.
– Подвезти, дочка?
Ника кивнула и устроилась на переднем сиденье. Старичок разговорился и всю дорогу до городка не закрывал рта.
С тех пор сменилось множество дорог, автомобилей разных марок, водителей, благосклонно относившихся к просьбе подвезти. На зиму девушка устраивалась официанткой в придорожные кафе, как правило, с проживанием. Когда становилось теплее, она брала расчет и двигалась дальше.
Отношения с противоположным полом не ладились. Отчего-то в каждом мужчине ей виделся отец, которому не было до нее никакого дела. Что касается опыта сексуального, то, разумеется, он имелся. Однако всякий раз оставлял глубокое чувство разочарования. Там тоже не было любви. Кто сказал, что нельзя обойтись без любви к ближнему? Обходилась, и ничего.
Свет фар проезжавших мимо машин слепил глаза. Капли дождя били по лужам, расходились кругами по воде.
Ника так и не удосужилась поинтересоваться, лежит ли в той стороне, по ходу которой она сидела на остановке, какой-нибудь населенный пункт. Это не имело значения. В конце концов, не станут же прокладывать шоссе в никуда? Веский довод стал окончательным. Тем более что возвращаться к пройденному она не любила.