Смертники Восточного фронта. За неправое дело
Шрифт:
Даже экипажи подлодок в Индийском океане, раздевшись до трусов, истекая потом от непередаваемой духоты, передавали:
— Говорят Сейшелы. Счастливого Рождества.
С метеорологической полярной станции передавали:
— Говорит Шпицберген. Счастливого Рождества.
А затем возникла небольшая пауза, после которой раздался новый голос. Он звучал чуть громче, чем предыдущие. А может, это лишь показалось тем, кто с нетерпением его ждал:
— Говорит Сталинград.
Когда передавали рождественские послания из других мест, их, как правило, сопровождали небольшие кинозарисовки, длительностью от десяти до двадцати секунд. На экране возникали солдаты, занятые мирными приготовлениями к Рождеству — от Индийского океана до Арктики.
Из Сталинграда киноматериалов не было, лишь только этот голос. Причем в последний раз. В самый
— Говорит Сталинград.
Не исключено даже, что голос этот принадлежал диктору. Был ли иной способ хотя бы в праздник вселить надежду в людские сердца по всей Германии? Однако сообщение вполне могло быть подлинным. На тот момент радиосвязь со Сталинградом еще не прервалась.
Из Великих Лук радиопоздравления не поступало. Впрочем, никто этого даже не заметил. На протяжении всей войны они ни разу не попали в новостные сводки. Ведь это было крошечное место, триста с лишним километров до Москвы, столько же до Ленинграда, тысяча шестьсот километров до Сталинграда, тысяча двести километров до Берлина. Поступавшие из Великих Лук новости были либо неинтересны, либо настолько плохи, что про это крошечное место у военных репортеров не нашлось даже пары слов.
Обобщения нередко утомляют. Тем не менее иногда без них просто не обойтись. Например, чтобы больше к ним не прибегать. В то Рождество самое страшное кровопролитие происходило вокруг цитадели, а также вокруг штаба фон Засса рядом с Казарменным комплексом. Возможно также, что это было самое страшное кровопролитие всей войны.
Подобного рода заявления наверняка заставят кого-то поморщиться. Зато теперь в них отпала необходимость.
Холодным зимним утром Фрайтаг стоял на стене цитадели. Все они были измотаны настолько, что даже не осталось сил для разговоров. Кроме того, все они давно страдали от хронического голода. В их умах и мыслях также царила бессловесность. После того как «Гамбург» пал, остатки их роты сумели пробиться к цитадели, однако куда больше солдат осталось лежать у его стен при попытке вернуть этот укрепленный пункт. Хазенклевер погиб, и теперь ему не надо было волноваться, что на него возложат командование ротой. Они присоединились к роте лейтенанта Риттера и на протяжении показавшейся им бесконечной ночи ползком пробирались среди руин назад в цитадель, теряя по пути товарищей. Кто-то был убит, кто-то просто отстал в темноте.
Русские сумели продвинуться везде. В их руки перешла значительная часть разрушенного города. Повсюду, словно тараканы по квартире, ползали танки «Т-34». По пути в цитадель рота прошла мимо нескольких вражеских бронемашин. Их силуэты, подсвеченные сзади пламенем пожаров, четко вырисовывались на фоне белесого неба. Этакие стальные гиганты, которые высматривали себе очередную жертву, затаившуюся где-нибудь среди руин. Заметив ее, тотчас открывали по ней огонь. Правда, в темноте пройти мимо них незамеченными было не так и сложно, просто самих танков было слишком много, и потому они постоянно возникали на пути если не там, так здесь. И тогда крики, рев моторов, лязганье гусениц, вращение башен, пулеметные очереди, как из самих танков, так и из пулеметов пехотинцев, шедших под их прикрытием. Так было каждый раз.
В ту рождественскую ночь до цитадели живыми добрались всего двадцать семь человек. К тому моменту в нее уже набилось около четырехсот. Место это было на редкость мощным и крепким, гораздо крепче, нежели превращенные в прах укрепленные пункты, разбросанные по всему городу. Расположенное в самой высокой точке города, это сооружение имело стены, доходившие в отдельных местах до двух с половиной метров в высоту. Впрочем, сами стены были земляные, а не каменные. Однако прочностью они не уступали камню. Они буквально поглощали в себя снаряды, гасили своей толщей их разрушительную мощь. В толще четырех мощных стен находилось четыре блиндажа, практически неуязвимых, окруженных внутренним пространством длиной почти в сто пятьдесят метров и шесть в поперечнике. Такое место легко защищать, однако и оно было обречено на гибель.
На следующий день русские войска предприняли очередную бессмысленную атаку. Позднее вокруг каменной арки в земляной стене, служившей главным входом в цитадель, насчитали около шестидесяти мертвых тел. Им бы ни за что не подойти так близко, если бы не два танка «Т-34», которые прорвались внутрь первыми, чем отвлекли внимание защитников цитадели. Они громыхали по внутреннему
В закрытом пространстве крепостных стен стрекот их пулеметных очередей грозил разорвать барабанные перепонки. Даже спустя несколько часов многие солдаты еще продолжали страдать от временной глухоты. Однако мощные стены и укрепленные бункеры оказались стальным гигантам не по зубам.
Вслед за танками внутрь попыталась прорваться пехота. Однако ее быстро удалось частично уничтожить, частично отбросить назад. Внутри цитадели остались лишь два танка. Какое-то время они еще продолжали громыхать по двору. Впрочем, тем, кто оборонял цитадель, эти несколько минут показались сродни вечности.
Наконец один из танков выкатился под арку, давя гусеницами убитых и раненых. Второй танк угодил в замерзший пруд посередине двора, проломал лед и там и застрял. Фрайтага все еще подмывало доказать, на что он способен, и с течением времени отчаяние, видимо, только прибавило ему смелости. А может, то была не смелость, а лишь непреодолимое желание вырваться из замкнутого круга голода, усталости, отупения. Он выскочил на лед, сначала заскользил по нему, а затем провалился — в том самом месте, где до него провалился танк. Пруд был довольно глубок, и вода доходила ему до подмышек, однако он сумел положить на ледяную поверхность, что плавала в воде рядом с ним, связку гранат. Убедившись, что упирается ногами в дно, он взял со льдины гранаты и одной рукой занес их над головой. Он все еще был слишком слаб, чтобы по-настоящему швырнуть их, однако решил, что попытка не пытка. Второй рукой он ухватился за какую-то стальную часть, скорее всего, гусеницу. Подтянувшись из воды, он нашел опору ногам и вскарабкался на танк.
Заряды Фрайтаг установил под башней, после чего слез с танка и спрыгнул на лед в том месте, где, как ему казалось, он был крепче. Тот и впрямь оказался прочным, зато Фрайтаг больно ушиб колени. Кое-как он поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся прочь от танка. Ему было страшно, что он может поскользнуться и упасть, а в следующий момент рядом с ним прогремит взрыв. Он был прав: его бы наверняка убило на месте, но заряд оказался намочен либо вообще был неисправным.
И все-таки зарядное устройство сработало. Правда, если все, кто следил за действиями Фрайтага, ожидали, что им вот-вот вынесет барабанные перепонки, то услышали они лишь громкий хлопок Нет-нет, взрыв все-таки прогремел, но только куда меньшей силы. Похоже, что танк почти от него не пострадал, а вот экипаж томиться в ловушке уже не мог. Русские начали выползать наружу, где тотчас попали под пули немцев и с криками ужаса попадали вниз. Защитники цитадели продолжали решетить их тела из автоматов даже тогда, когда те уже неподвижно лежали на льду.
Кое-кто из солдат выскочил из укрытий, выбежал на лед и продолжил поливать врага смертоносным огнем с расстояния двух-трех метров.
Двое солдат из взвода Фрайтага едва ли не насильно оттащили его под защиту стен. Он был словно охвачен безумием. Оказавшись на твердой земле, он больше не нуждался ни в чьей помощи и стряхнул с себя тех, кто его тащил.
В цитадели имелось несколько арок меньшего размера, которые открывали вход в узкую галерею под земляным валом. Прислонившись спиной к одной из них, сидел Шрадер. На коленях у него лежал русский автомат. Поймав на себе взгляд Фрайтага, Шрадер в ответ пристально посмотрел на него. На самом деле это было нечто вроде похвалы — за неимением лучшего. Такой взгляд заменяет порой любые слова. Фрайтаг это понял.
Многие из тех, кто выбежал из своих укрытий, попали под артиллерийский огонь, который теперь обрушился на цитадель. Большинство этих солдат получили ранения. Они бегом вернулись в укрытия. Тяжелораненых унесли. Полевые хирурги, работавшие под сводами цитадели, были все в крови и уже с трудом понимали, кто они и где находятся. В основном они занимались ампутацией конечностей — грубо, наспех, потому что слишком устали и руки, держащие скальпель, их почти не слушались. То есть они машинально продолжали орудовать инструментами, но ни о какой точности движений не могло быть и речи. Они работали кое-как, покончив с одним, тут же переходили к другому Здоровые солдаты, которые по той или иной причине были вынуждены спускаться в лазарет, в основном перенося туда раненых, приходили в ужас, какого давно уже не испытывали даже в бою, под вражескими пулями. По этой причине они торопились как можно скорее подняться наверх.