Смертники Восточного фронта. За неправое дело

Шнайдер Расс

Да, нехорошо, подумал он.

Первые группы сумели довольно успешно преодолеть эту первоначальную преграду благодаря разведчикам, которые провели их через поле. Вторая после группы Фрайтага разведгруппа была вынуждена вернуться назад, так как наткнулась на русских. По этой причине был выбран новый маршрут, по которому они двигались сейчас. Но даже те солдаты, которые уже один раз пересекли это поле несколько дней назад, испытывали немалые трудности, когда им выпало в кромешную тьму вести через него остальных. И вот теперь они шли где-то там, впереди. Так что указать Шрадеру путь было некому.

Черт побери, мысленно разразился он проклятиями.

Примерно двести метров от здания, которое указал ему Дарнедде, может, чуть больше… в темноте расстояния обманчивы.

В общем, ему ничего другого не оставалось, как двинуться через поле.

Правда, он задержался

еще на пару секунд, чтобы прислушаться. Время от времени ему слышались голоса и еще какие-то звуки, что долетали до его слуха в перерывах между порывами ветра бог знает откуда, откуда-то издалека, русские голоса. Далеко, в зияющих пространствах между целыми зданиями, его глаз мог различить пламя костров, а может, просто последние отблески пожарищ. Впрочем, сам он предпочитал думать, что это костры. Но до них было далеко, и прямой угрозы они не представляли.

Он обернулся и дотронулся до солдата, стоявшего прямо за ним. И они пошли.

Как только они двинулись в путь, им то и дело приходилось проверять землю, чтобы не свалиться в воронки, — напрягать зрение, пробовать ее подошвами валенок, а то и, согнувшись, руками. Оставленные немецкими бомбами воронки были глубоки и широки, отдельные до десяти метров в поперечнике. Вскоре отступавшие уже имели о них неплохое представление. Это помогало им успешно двигаться дальше. Их подошвы больше не соскальзывали в коварнее углубления. Шрадер слегка взбодрился. Правда, идти в полный рост было трудно, потому что ноги вечно обо что-то спотыкались, и потому они предпочитали передвигаться ползком, причем не сгибая ног в коленях, растопырив пальцы одной руки и зажав винтовку в другой. Они почти не производили никакого шума, а если и производили, то его тут же уносило ветром, и поэтому он был почти неотличим от тех звуков, что время от времени улавливало их ухо. Правда, стоило ноге задеть камешек, как от страха этот звук казался им подобен раскату грома.

Шрадер обернулся на Фрайтага, но разглядеть не смог. Тогда он пригнулся позади кучи кирпичей, а когда остальные подтянулись к нему, наконец узнал его по ковыляющей походке. Фрайтаг был единственным, у кого в руках не было оружия. Когда тот подошел ближе, Шрадер протянул руку и ухватил его за шинель.

Уши всех до единого солдат уловили какие-то звуки. По всей видимости, это через воронки крадется следующая группа. Нервы каждого были напряжены до предела, причем ему же на пользу. Потому что невозможно было с уверенностью сказать, какие звуки были реальными, а какие — только послышались. От нервного напряжения Шрадер истекал потом, впрочем, как и все остальные. Казалось, будто это некая жидкая броня, благодаря которой их кожа еще острее ощущает лютый холод. Хотя в данный момент они его почти не замечали.

Шрадер уже был готов повести их за собой, когда их уши явственно услышали шорох шагов по мелкому щебню. Боже, неужели неизбежное все же произошло? Неужели они застыли на месте?

Кто знает, вдруг этот шум произвели русские, напуганные неожиданной встречей в темноте с неприятелем? За их спинами вскоре послышались крики и пулеметные очереди. Шрадер тотчас почувствовал, как в животе у него словно сжался тутой узел, а по ноге горячей струйкой полилась моча. За криками последовала вспышка и разрывы гранат — примерно посередине между тем местом, где они стояли сейчас, и стеной цитадели. Кричали по-русски, по-немецки, да что там, истошно вопили. В небо взлетела первая сигнальная ракета.

Двое из грутіпьі Шрадера тотчас бросились наутек. Ближайшее здание было недалеко. Однако стоило взлететь ракете, как они распластались на земле. Один закричал диким голосом, не иначе как угодил в воронку.

Позади них, так близко, что ему сделалось страшно, Шрадер разглядел несколько человеческих силуэтов. Они вели огонь по другим силуэтам примерно в сотне метров от них. Нет, они не только строчили из автоматов, они швыряли в них все, что попадет под руку — гранаты, камни. А потом и вообще сцепились с ними врукопашную, кололи штыками, что-то кричали, падали. В свете сигнальной ракеты омерзительность этой сцены трудно было передать словами. Ее сопровождало шипение, искры, дрожащее свечение, как будто в доме были перепады напряжения, и осветительные приборы вспыхивали как безумные через промежутки времени. Догорев, ракета устремилась вниз, но следом за ней небо тотчас осветила другая, за ней еще и еще. Планируя бегство, они не исключали возможности, что русские спрячутся в воронках, как не исключали ночные патрули и отдельных часовых. Затем небо осветила очередная вспышка, а Шрадер увидел, как к нему бегут

несколько русских, бегут, спотыкаясь о кучи битого кирпича. На бегу один повернулся назад и выпустил автоматную очередь. Мысль в голове Шрадера работала в двух взаимоисключающих режимах — мгновенно и как в замедленном кино. Он решил, что возьмет их без стрельбы — заколет или ударит чем-то тяжелым по голове. Однако врагов было трое, а куда подевались остальные его солдаты, помимо Фрайтага, он не имел понятия. Теперь русских от него отделяло лишь несколько метров. Он поднял винтовку и открыл огонь. Одновременно за спиной у русских взорвалась граната, и они упали на землю. А может, свое дело сделала винтовка Шрадера. Его самого на мгновение ослепило, а в лицо полетела земля и песок. Фрайтаг что-то крикнул ему. Но тут между ними неожиданно с земли поднялся вражеский солдат, впрочем, не в полный рост, потому что уже в следующее мгновение он рухнул на колени, истекая кровью. Очередная вспышка высветила это со всей беспощадной четкостью. Ударом приклада Шрадер окончательно свалил противника на землю, после чего встал над ним, зажав коленями, и сделал несколько контрольных выстрелов в голову. Он стрелял, пока ему самому не сделалось дурно. Тогда он скатился с мертвого тела и затаился, оглядываясь в темноте по сторонам. Трое из его солдат, дрожа, жались друг к другу позади кучи битого кирпича всего в нескольких метрах от него самого. Как и он сам, они дико озирались по сторонам. Фрайтаг несколько раз простонал, как будто ему не хватало воздуха. В свете ракеты лицо его было бледнее бледного. Из уголка рта свисал лоскут. Рядом с Фрайтагом валялись изуродованные останки — убитый русский, тот самый, с которым только что разделался Шрадер. Стоило ему посмотреть на мертвеца, как его самого едва не вырвало. Неожиданно ночная тишина взорвалась оглушительным треском и грохотом.

Он обернулся в надежде увидеть группу, что шла за ним следом, однако те, судя по всему, затаились и лежали, не поднимая головы. А может, и вообще уже были мертвы. Перестрелка прекратилась столь же неожиданно, как и началась, и длилась всего несколько минут. Но их хватило, чтобы одна сторона уничтожила всех вражеских солдат, что попались ей на пути. Вернее, звуки выстрелов не стихли, теперь они просто долетали с другой стороны. Пулеметные очереди и снова вспышка ракеты, за ней вторая, третья… Темноту осветили трассирующие пули, вылетающие по периметру русских позиций. А еще Шрадер увидел, как стреляли со стены цитадели. Интересно, кто это может вести оттуда огонь? Наверно, свои.

Он задумался, что это значит для них, хотя сам еще даже толком не успел отдышаться и потому думать тоже толком не мог. Он подождал с минуту, пока в голове у него прояснится, тупо глядя, как на стенах цитадели одна за другой расцветают огненные вспышки. Именно на стенах, а не в воротах, где, по идее, сейчас должны находиться остальные, а с самых высоких точек земляного вала.

Он задумался. Здесь, в воронках, они были словно мыши в мышеловке, однако если им повезет, русские не поймут, что, собственно, происходит. И их драгоценные шкуры не попадут под пули тех, кто в данную минуту ведет огонь с земляного вала. Потому что, судя по всему, внутри цитадели еще оставались защитники. А те солдаты, что нарвались на русский патруль, по всей видимости, были разведчиками.

Интересно, придет ли в голову русским именно такая идея? Шрадер не знал.

Автоматчики еще какое-то время вели огонь со стены цитадели, и русские были вынуждены на них отвечать. Некоторые очереди явно предназначались воронкам, но теперь их было гораздо меньше.

Фрайтаг пошевелился и что-то прошептал ему на ухо.

— Сейчас нас начнут утюжить пушками.

Они были готовы броситься наутек, и наплевать на раны. Похоже, что и у остальных троих на уме было то же самое, с той разницей, что от ужаса они буквально окаменели на месте и ноги их не слушались. Шрадер с трудом подавил в себе это желание, тем более что темноту осветила очередная ракета.

— Они не посмеют, побоятся попасть в своих же, — возразил он.

— Ты шутишь, — ответил Фрайтаг с такой язвительностью, какой Шрадер отродясь от него не слышал. Он вынул лоскут изо рта и теперь сжимал его в здоровой руке. Шрадер заметил на лоскуте кровь.

— Какие шутки! Они наверняка ждут, когда свои вернутся и доложат обстановку. Так что давай-ка потише.

В ответ Фрайтаг промычал что-то невнятное. Шрадер почувствовал, как у него задрожала челюсть. Чтобы унять дрожь, он открыл рот и снова закрыл, и так несколько раз. Он считал, что он прав, более того, был убежден, хотя это ничего не значило. Господи, эти чертовы ракеты! Ну, сколько можно взлетать!