Смертники Восточного фронта. За неправое дело
Шрифт:
Как жаль, что у него с собой нет компаса. Ведь он должен был предвидеть, что рано или поздно они с Фрайтагом отстанут от основной массы. Шрадер отругал самого себя, хотя и не потерял головы, а, наоборот, продолжал трезво взвешивать за и против того или иного решения, прежде чем им двинуться дальше.
Наконец где-то слева от себя он явственно услышал рокот моторов. На душе тотчас стало веселей, и он прислушался. Он весь превратился в слух, пытаясь определить, что это такое. Вдруг этот рокот и впрямь доносится от шоссе, или же это просто какой-то идиот, ревя мотором, раскатывает по окраине города. Постепенно рокот умолк. Значит, это на шоссе, сделал вывод Шрадер.
Он подполз назад к Фрайтагу.
— Ну, как? Уже лучше? — спросил он у парня.
Тот не ответил.
— Фрайтаг, — прошептал Шрадер и протянул руку, чтобы потрогать грязный, давно не мытый чуб. Фрайтаг что-то невнятно промычал. Шрадер тотчас ощутил,
— Прошу тебя, Шрадер, если ты снова уйдешь, то скажи мне.
— Хорошо, скажу, — успокоил он младшего товарища.
И он рассказал Фрайтагу про все, что видел и слышал.
— Господи, я бы мог сказать тебе, где мы находимся! — воскликнул тот.
— И где же? Почему ты ничего не сказал?
Фрайтаг на мгновение задумался. Дыхание давалось ему тяжело, то есть он старался дышать спокойно, но все равно в темноте оно получалось каким-то надрывным.
— Сначала я не понял, — произнес он наконец. — Тем более что ты уже ушел. Вон там. Видишь вон ту фабрику?
Шрадер посмотрел в сторону, куда указывал Фрайтаг. Сначала он ничего не заметил, однако, приглядевшись, различил темный силуэт. С того места, где они находились, казалось, что он является продолжением города. И все же Шрадер понял, что парень прав. Войлочная фабрика стояла в удалении от города, за пределами его юго-западной окраины. Шрадер мысленно представил план местности — не какой-то абстрактный план, нет. Он заставил себя вспомнить конкретные карты города, которые до этого не раз изучал в течение последних месяцев и тем более дней. Верно, фабрика стояла особняком, а рядом с ней пролегало шоссе. Он пригляделся внимательнее, и глаза его начали выхватывать детали — высокие стены, полуразрушенные трубы. На фоне усыпанного звездами неба их силуэты выступали резко и четко.
— Ну, хорошо, глаз у тебя острый, — похвалил он Фрайтага.
Он даже похлопал парня по спине и, сев рядом с ним, тупо уставился в землю, в никуда, и попытался представить себе еще одну карту — карту города и прилегающей местности к западу от него. Мысленное рассматривание условных обозначений на ней заняло у него несколько минут.
— А теперь выслушай меня, — обратился он к Фрайтагу. — До наших позиций остается всего два-три километра. Может, даже меньше, если Волер сумел подойти на более близкое расстояние. И ты в состоянии его пройти. Если тебе нужно будет передохнуть, отдыхай. Не исключено, что нам придется немного поплутать в темноте. Главное, помни, что идти нам недалеко.
Фрайтаг почувствовал, как в легкие ему ворвался воздух, а затем снова вырвался наружу. Господи, что с ним не так, задался он вопросом, будто речь шла не о его собственном теле. Он кивнул, но Шрадер в темноте не увидел его кивка и потому переспросил:
— Ну как, ты меня понял?
Вопрос этот был призван подавить нараставшее в нем дурное предчувствие. Он все больше и больше сомневался в сидевшем рядом с ним парне.
— Понял, — ответил тот. — Два-три километра, два или три километра, — пробормотал он, скорее себе самому. Неожиданно ему вспомнился Холм. Вспомнилось, что основные немецкие позиции пролегали менее чем в пятнадцати километрах от них, причем на протяжении всех долгих, проведенных у Холма месяцев. И тем не менее никакой помощи они не получили. Нет, что это я, мысленно оборвал он себя. Помощь наконец пришла. Это здесь, в этом месте, где они находятся сейчас, они не получили никакой помощи. Трибукайт с его танками не в счет, он не воспринимал их как помощь: слишком уж кратким было тогда ощущение спасения, оно длилось лишь считаные минуты.
И вот сейчас это приобрело для него особую значимость, превратилось в нечто вроде моральной силы. Или силы вообще. А вот смысла он в этом по-прежнему не видел и даже не пытался. Он слишком устал, был измотан физически и морально.
— Ты уверен, что это близко? — спросил он у Шрадера. — Всего два или три километра?
— Ты знаешь это не хуже меня, — ответил тот. — Нам это твердили вот уже несколько дней.
Что так и было. Фрайтаг слышал эти слова, как и все те, кто находился в цитадели. Правда, он никогда не пытался осмыслить их до конца. Всего несколько километров… всего несколько километров. Он слышал эту фразу так много раз при Холме, что вскоре для него эти несколько километров превратились в эквивалент бесконечности. Ему вспомнилось, как остро он воспринимал эти слова год назад, в Холме, звездными ночами, морозными зимними днями и ночами. Тогда эти несколько километров, отделявшие их от своих, представлялись ему непреодолимой пропастью, и тем не менее он сносил эту безвыходность стоически, с завидным спокойствием как некое неизбежное испытание,
Боже мой, подумал он.
Правда, сила этой странной ситуации оказалась мимолетной, она буквально в мгновение ока иссякла в нем. И хотя Фрайтаг ее ощутил, ощутил со всей ясностью, успел понять, что она собой представляет, тем не менее она исчезла.
Во всяком случае, он вновь услышал рядом с собой голос Шрадера.
— Мы должны пройти как можно дальше, пока не станет светло. Ну как, Фрайтаг, ты готов?
Фрайтаг сказал, что да, готов, и они двинулись дальше в темноту. Одни. Их спутниками были лишь порывы ветра. Хотя Фрайтаг переживал, сумеет ли идти дальше, он тем не менее отдохнул и какое-то время шагал довольно-таки бодро. Снег был неглубок; он лежал тонким слоем, едва-едва прикрывая землю. Так что идти по нему было легко. Порывистый, колючий ветер дул им в спину, однако скорее подгонял, чем мешал идти. Правда, вместе с ветром в спины им впивались острые иглы сухого снега, но они их не замечали, как не замечали и самого холода, движимые вперед желанием поскорее добраться до своих. В темноте местность казалась плоской, но по мере продвижения вперед они заметили, что это не так: земля под их ногами то уходила вверх невысокими холмами, но вела вниз. Правда, перепады высот были небольшие и не мешали движению. Небо почти полностью прояснилось, и Шрадер подумал, не слишком ли они с Фрайтагом заметны, поднявшись на вершину одного такого пологого холма. С другой стороны, что поделаешь. Главное в этой ситуации — не терять бдительности. Темнота и безлюдье, а еще унылое завывание ветра — все это странным образом делало их незаметными. Вернее, им казалось, что это придает им некую незаметность, как будто они были два моряка, затерянные посреди бескрайнего ночного океана. Они шли, выпрямившись в полный рост, хотя и были постоянно начеку. Вместе с тем им на какое-то время удалось стряхнуть с себя напряжение, которое раньше заставляло их пригибаться к земле и, неуклюже скрючившись, пробираться сквозь руины города, который теперь остался далеко позади.
Таким твердым шагом они смогут быстро преодолеть эти два-три километра, подумал Шрадер. Правда, как только они дойдут до русских позиций, то будут вынуждены вновь пригнуться ниже, если они хотят миновать их целыми и невредимыми. Как только сумеют это сделать, то до своих будет рукой подать. Шрадер был готов, если надо, ползти ползком, и эта готовность придала ему уверенности в себе. Главное, чтобы Фрайтаг его не подвёл.
Время от времени они делали остановки, пусть даже всего на пару секунд. Шрадер шепотом обращался к товарищу, тот таким же шепотом отвечал ему, что с ним все в порядке. Шрадер не смог сказать, так ли это на самом деле. Узнает только тогда, если в какой-то миг парень остановится и больше не сможет двигаться дальше.
Время от времени они оглядывались на Великие Луки. Впрочем, те были почти не видны. Даже силуэты редких уцелевших зданий теперь почти сливались с горизонтом. В некоторых местах небо лизали языки пламени и вверх поднимались столбы дыма. Растекаясь в вышине, они заливали небосвод, подобно чернильному пятну и закрывали собой звезды. А еще со стороны доносилась перестрелка и уханье орудий. Однако, гонимые дальше мечтой о спасении, Шрадер и Фрайтаг сразу даже не подумали о тех своих боевых товарищах, что не смогли преодолеть изрытое воронками поле после стычки с русским дозором. Но разрывы продолжали грохотать, и они были вынуждены вспомнить тех, кто все еще оставался в цитадели — раненых и тех, что не успел выйти оттуда. Возможно, они просто пережидают, прежде чем предпринять новую попытку. То же самое можно было сказать и про Трибукайта с его отрядом. Так что Шрадер и Фрайтаг были одни и в одиночку шли дальше. Город за их спинами все удалялся, сжимаясь в размерах, словно некая планета, пустая и безжизненная. Куда ни бросишь взгляд, повсюду лишь камень да столбы дыма — серо-черные напоминания о разыгравшихся на земле событиях, медленно уплывающие в межпланетное пространство. Какое-то время, пока Шрадер и Фрайтаг шагали дальше, они могли различить слева от себя темный силуэт Войлочной фабрики. Причем чем больше они удалялись от города, тем четче вырисовывался он на фоне неба — этакая призрачная груда развалин, подсвеченная всполохами костров, у которых грелись враги. Их слух в очередной раз уловил рокот моторов, сначала где-то поблизости, а потом все дальше и дальше, пока он окончательно не смолк вдали. Их вновь окутало безмолвие, нарушаемое лишь завыванием ветра.