Смертное Камлание
Шрифт:
– Среди них проводят аресты, кажется, это не случайно, – обронил он, чуть отвернувшись от Ватрина.
– Я знаю, почти все сколько-нибудь сильные шаманы с нашего, европейского севера – у них.
– То есть, у нас, – отозвался Рыжов. – Хотя, должен признать, и милицию подключили по полной программе, не стесняясь мерами законности. – Они помолчали. Рыжов опять спросил прямо, задал конкретный вопрос, на которые Ватрин обещал отвечать: – – Значит, нет ни одного из них, кто бы умел убивать, и не был под нашим контролем? Я имею в виду, под контролем органов?
– За это поручиться
– Кто может?
– Я не знаю… стоит ли?
Да, завоевать его не получится, решил Рыжов. Он боится, как и я боюсь, как и многие сейчас боятся. А возможно, это даже не самое страшное, и будет еще хуже, еще страшнее. И тогда он решился на простое, элементарное запугивание.
– Или я выложу вам все, что узнал тут, и тогда вы уже будете отвечать на мои вопросы… куда как не вполне конкретно. А с учетом версий, вариантов, и даже фамилий.
– Я? – Ватрин вскинулся, словно увидел перед собой дуло пистолета. – Исключено. – Он поболтал чай ложечкой, руки его дрожали еще сильнее. – Нет, это попросту невозможно.
Рыжов понял, что перегибать палку не стоит. Слишком уж однозначно Сабуров сказал, что им не хотелось бы терять этого профессора, если… ему станет многое известно.
– Понимаете, вы можете юлить, отговариваться, отнекиваться… Но у меня есть приказ… Хотя нет, всего лишь просьба, но от такого лица нашего государства, что отказаться я не могу. А просьба простая – выяснить, насколько шаманы, при желании и некотором умении, могут быть серьезным оружием, направленным против наших вождей.
– От кого же вы получили этот запрос? – спросил Ватрин.
– От товарища Сталина. – Уже многое было сказано, так что следовало договаривать. Рыжов набрал в грудь воздуха, и продолжил: – И я сделаю все, чтобы исполнить эту просьбу.
И лишь договорив, понял, он действовал неверно. Это был плохой способ завоевать уважение и откровенность Ватрина. У таких людей эти два понятия связаны, да еще и в нынешнее время, когда откровенность… Могла выйти боком.
– Насколько я понял, – заговорил Ватрин очень мягко, почти вкрадчиво, – вы некоторым, странным для вас образом получили сигнал о том, что камлание на чью-либо гибель было проведено. И теперь не знаете, как в этом убедиться, чтобы докладывать по начальству?
– Поймите, это важно.
– Да понимаю я.
Снова молчание. Кажется, попытки понукать этого профессора приводили к обратному результату. И ни черта он не понимает, решил Рыжов. Попросту не хочет сообразить, что сам Рыжов рискует не меньше, а может, и гораздо больше, чем он, такой благополучный, спокойный, со своим академическим интересом к тому… Что и понять почти невозможно.
– Так что?
– Не знаю… Ваша угроза, а это именно угроза, заставляет думать…
– Лучше расскажите мне. И тогда, я обещаю, никто не узнает об этом разговоре. Никто даже не подумает, что я мог обратиться, и обратился к вам. – Он слабо усмехнулся. – Всего лишь за подтверждением.
Ватрин вдруг вскочил. Кажется, только сейчас он испугался по-настоящему. Чуть ранее у него еще получалось бороться со своим страхом, а вот сейчас уже нет, не мог. Он вскочил, и у него почти натурально
– Я не хочу ничего знать, я ученый!
– Вы должны мне помочь. Я и сам рискую.
Заметным усилием воли, он все же взял себя в руки. И сел. И только тогда заметил, что вскакивая, опрокил свой стакан. Он был не совсем полным, но залил и бумагу, и обе ручки, что лежали на столе.
– Хорошо. Вы больше сюда не приходите, а я попробую организовать для вас встречу с человеком, который… более сведущ в их практиках, который верит в их возможности, в их миры. – Ватрин воровато посмотрел на Рыжова, надеясь с одного взгляда понять, можно ли ему верить. Ничего он, конечно, не понимал, и ни в чем не был уверен. Но теперь он снова пытался говорить, как интеллигентный человек. – Если… этот человек согласится, разумеется. Если же нет…
Это было почти то же самое, что получить полновесную консультацию от самого Ватрина. А может, даже лучше. Рыжов сразу это понял, и поднялся, обозначая, что готов уйти.
– Это меня устраивает. Я буду ждать его звонка…
– Но я ничего не гарантирую! – почти возопил профессор.
– Вы должны, вы взяли на себя обещание. – Сейчас Рыжов был строг и серьезен. – Буду ждать звонка сегодня вечером. Времени вам должно хватить.
Ватрин опять, как уже было в начале разговора, обмяк в своем кресле. Даже его лицо, ясное и внимательное, как-то оплыло, сделалось тусклым и малопривлекательным. И он еще попробовал защищаться… Скорее всего, по привычке.
– Откуда вы знаете что он здесь, в Питере?
А ведь это прокол, подумал Рыжов, и чуть было опять не усмехнулся. Пусть грустно, напряженно, совсем не испытывая желания веселиться, но… Ленинград не следовало называть Питербургом или Петроградом даже в частных, почти доверительных беседах, как сейчас. По крайней мере, он пытался сделать эту беседу такой.
– Вы не выдвинули условие, что вам придется куда-то ехать, чтобы просить этого неназванного человека встретиться со мной.
И он пошел к двери. В прихожей долго натягивал свое пальто. Ватрин последовал за ним. Он стоял и мялся в коридорчике, как мальчик, который сделал что-то не очень хорошее, и надеется, что наказание не будет суровым.
– Так вы выполните свое обещание, больше сюда не будете приходить? – спросил он, наконец.
– Я ничего не обещал. – Ватрин вскинул голову, готовый спорить, но Рыжов успел вставить, прежде чем профессор заговорил: – Но если встреча произойдет, я к вам больше не обращусь. До свидания, товарищ Ватрин.
И едва расслышал его очень тихий ответ:
– Лучше уж, прощайте, Рыжов.
# 9.
Вечер все тянулся и тянулся. Это было очень трудное ожидание, Рыжов даже пробовал отвлечься. Хорошо бы сидеть, думал он, в своем кабинете. Если уж приходится так нелепо ждать, было бы проще, если бы он взял документы какие-нибудь. У него на столе полно заявлений о том, что и где происходит, вдруг это имеет отношение к «Темным папкам», вот эту бы работу и следовало сейчас ему делать… Но приходилось бесцельно лежать, тупо глядя в потолок.