Смертный бой. Триколор против свастики
Шрифт:
— Что это? — осторожно взял ее Макс.
— Вискарь.
— Откуда?
— У мужика в «геленде» изъял. В бардачке валялась. Это вискарь. Попробуй.
Макс глотнул. Маслянистая жидкость едко ободрала горло. Парня передернуло.
— Ну как? Понравилось? Вот где ты еще нормальный вискарь попробуешь, как не в «мародерке». А?
— Рус, у тебя крыша поехала, — сказала Маша, по-прежнему прячась за спиной Макса.
— Заткнись, с-сука! — рявкнула Ольга. — Ты идешь со мной. Макс и Рустэм идут к пригорку, с которого вы сбежали.
— А Иринка? — спросил Макс и снова приложился к бутылке «вискаря».
— Она в бункере. Прикроет отход.
— Отход? — не понял Макс.
— Через час сходимся на пересечении просеки и старой ЛЭП. Ты помнишь, где это? Я тебе там первый раз минет сделала.
«И последний…» — мелькнула дурацкая мысль. У обоих.
— Потом уйдем на запасную точку, — встрял Рустэм. — Ты о ней еще не знаешь. Сюда наведаемся попозже.
Потом он нервно оглянулся. Блики стали превращаться в лучи, пробивающиеся через стену леса.
— Все! Пора! Уходим!
В этот момент Макс неожиданно для самого себя размахнулся и ударил своего бывшего командира по голове бутылкой. Ноги Рустэма вдруг подломились, и он рухнул на землю.
Ольга начала было вскидывать карабин, но на нее вдруг прыгнула Маша, целясь когтями в лицо. Словно две разъяренные кошки — девчонки упали на землю, катаясь и визжа от страха, ненависти, ярости. «Сайга» отлетела в сторону. Макс бросился к карабину, схватил его, потом занес его над головой… Девки катались по земле, и он боялся ударить Машу. Не выдержав, выстрелил в воздух.
Взвизгнув, девки отскочили друг от друга. Макс шагнул вперед, снова занес карабин и несколько раз ударил прикладом по лысой голове Ольги, светлым пятном отражавшей лунный свет.
— Макс! Нет! — закричала Маша.
Он отбросил «сайгу» словно ядовитую змею. Потом подошел к Маше. Присел. Обнял ее и зашептал:
— Вот и все. Вот и все кончилось. Пойдем уже, пойдем со мной. Все хорошо будет. Все будет хорошо.
Он с трудом приподнял ее, и они пошли навстречу лучам, метавшимся где-то на краю тьмы и света.
Они шагали — Маша чуть прихрамывала, а он тяжело дышал — по заросшему полю. Шагали, взявшись за руки.
Поднялся ветерок, ласково обдувавший горячие лица. Они шли и молчали. Потому что им было нечего говорить. Иногда он стирал с ее лица кровь, стекающую из глубоких царапин. Иногда она осторожно гладила его по тяжело дышащей груди.
Потом лучи света стали сливаться в стену, потом эта стена ослепила их. Потом свет охватил их со всех сторон, и лишь маленькое темное пятно маячило впереди. Потом это пятно стало разрастаться, увеличиваться и словно втягивать в себя. Как будто ты едешь по дороге и въезжаешь в тоннель. Темный-темный грохочущий тоннель. Такой, что остается лишь надеяться на свет в его конце. Ты знаешь, что он там должен быть. Знаешь, но не уверен. И остается лишь надеяться на него и верить ему.
Офицер внутренних войск нагнулся и осветил мощным фонарем тела, отброшенные пулями на сухую траву:
— Вроде эти. А может, и нет! Взвод! За мной! И осторожнее, они вооружены! Огонь на поражение без предупреждения!
Он перешагнул через два тела, чтобы продолжалась жизнь…
Летнее солнце будит рано. Не было и шести, когда вырванный его лучами из сонной неги, я, потянувшись, встал и пошел на двор за утренним моционом и зарядкой. Впервые за последние дни было совершенно безоблачно и безветренно. Залитое светом утро освежало прохладой. Закончив с физпроцедурами, я перешел к водным. Вчера коммунальщики снова дали летнюю воду и я помылся прямо во дворе. Зайдя домой, я застал жену на кухне (да, похоже, нужна была война, чтобы мой домашний генерал полюбила готовку). Растерев себя полотенцем, я оторвал жену от кулинарных изысков: было еще одно важное дело, которое мы с ней в этой суете четыре дня как забросили…
Через полчаса мы сели завтракать, но допить чай мне не дал звонок. Ясненская дивизия РВСН сегодня запускала спутники связи — надо было восстанавливать поредевшую спутниковую группировку. Вот и предупреждали, чтоб мы не допустили ни протестов, ни паники. Года три назад они на земле баки решили взрывом утилизировать, в сотне километров от нас… Гептил висел в воздухе неделю. Понятно, что население оренбургской целины встало на дыбы, впервые прошли многолюдные митинги… Оправдания военных, что, мол, рвали в малонаселенной местности, триста тысяч вдыхавших гептил целинников только разозлили. Волну удалось унять с трудом. Сильно подействовало то, что наши крики снижают стоимость нашей же пшеницы… Твердая и ценная пшеничка наша в каждой второй булке и макаронинке Евразии есть… Вот вам и «малонаселенной». С тех пор о пусках и сообщают. В семь информация по радио и телевидению пойдет.
Пуск, кстати, был не простой. Выводимые спутники были американские. Они нам так «Сатану» помогали уничтожать. На второй день переноса американцы попытались улизнуть на свою базу в Киргизию, но неудачно. Наши погранцы и фээсбэшники их отловили и, похоже, убедили отдать коды управления. Америке-то спутник еще лет 20 нужен не будет… Но они за извоз проплатили, да и патенты за США… впрочем, за каким США! Нет такой державы! А у САСШ прав на этот спутник нет! Да, коллизия… Если мы правопреемство признаем, то боком выйдут нам эти фокусы.
Проснулся сын. Подошла мама. Вчетвером завершили завтрак. Я предложил съездить на плотину. Вода по сводкам уже до плюс двадцати одного прогрелась и по-утреннему прохладцу будет даже теплой казаться. А вот после назначенного на полдень пуска недели две купаться будет нельзя. Быстро собравшись, мы выехали на часок отдохнуть.
На выезде из поселка я предъявил на посту свой пропуск, и через 5 минут мы были уже у воды. Уровень воды сильно упал. Сухое лето, осень без дождей, а теперь еще и украденная зима… Похоже, с водой в этом году будет туго.
На пляже пока было безлюдно. Но чуть поодаль были видны машины рыбаков. Пара из них удила в трех десятках метров от берега на лодке. Я вошел в воду и минут пять плыл вдоль берега. Жена, войдя только по колено, плескалась с сыном на мелководье. Все же для нее и ребенка вода чуть дальше от берега была уже холодной. Впрочем, и мне стало потягивать судорогой ногу, и открытие купального сезона сорок первого года я свернул. Мы еще походили вдоль берега, понаблюдали с сыном за проснувшимися раками и собрались в обратный путь. Доставив семью домой, я решил еще съездить на аэродром, принимая хозяйство, я не успел посмотреть его.