Смертоцвет
Шрифт:
Они двинулись в обход черного остова туда, где виднелся алый кирпичный корпус рабочего барака. День был пасмурным, и оттого развалины вокруг выглядели как-то особенно мрачно. На секунду Герману показалось, что вот-вот из груды обломков покажется оскаленная пасть беса. Он невольно проверил две кобуры, висевшие под его мундиром: одну с обычным револьвером, другую — с Узорешителем. Да, на всякий случай Герман прихватил и его. Кто знает, чего можно ждать в этой гробнице.
Он и к Кропоткину не преминул еще раз зайти, хоть и неудобно было беспокоить старика лишний
— Вы его давно знаете? — спросил он Ариадну, когда они отошли от Ферапонтова подальше. — Ему можно доверять?
— Илье Ильичу? Да, конечно же. Они знакомы с отцом больше года, Илья Ильич доставал для него какие-то редкости в своих путешествиях, он часто бывает у нас. Он замечательный человек, хотя и несколько рассеянный и странноватый. Но это по-своему мило, вы не находите?
— В какой-то степени… — протянул Герман. — Вот только не поймите меня неправильно, предприятие опасное… он точно знает, что делает?
— О, если он взялся, то все обязательно будет хорошо, — Ариадна улыбнулась. — Я уже бывала с ним в мирах-осколках. Это волшебные места, вам непременно понравится.
— Что ж, будем надеяться.
Наконец, зашли в казарму к рабочим. Те слезли со своих коек, выстроились вдоль прохода, поправляя рубашки и застегиваясь.
— Какие-нибудь жалобы у вас имеются? — спросила Ариадна одного из них.
— Дык это… как сказать… мозоль натер, и вот, геморрой проклятый замучил, — произнес тот. Герман за спиной Ариадны сделал жуткие глаза и замахал руками. Хоть девица и стояла к нему спиной, но он видел, что даже шея у нее вспыхнула.
— А впрочем, это, ваше благородие, все ерунда, оно и не болит совсем… пройдет, право, пойдет, — заговорил мастеровой, усмехнувшись. Кажется, он наслаждался произведенным эффектом.
— Я вам… оставлю мазь, — произнесла Ариадна смущенно. — Заживляющую… она… и от того, и от другого поможет…
У нее в самом деле были с собой некоторые медикаменты, взятые больше для отвода глаз.
Дальше осмотр пошел побыстрее, мастеровые больше демаршей не делали. Отвечали односложно и принужденно, словно солдаты, которых генерал на смотру решил спросить, как им живется: «Так точно, ваше благородие!», «Никак нет, ваше благородие!», «Не могу знать, ваше благородие!».
Наконец, переговорили со всеми, собрали несколько пустяковых жалоб. После этого Ариадна отправилась к Ферапонтову, узнать, как у него дела. Герман собирался идти за ней, но его остановил Митрич, поманив рукой к себе.
— Ваше благородие, барин, — сказал Митрич негромко. — Мы тут это… при докторше-то уж говорить не стали, тоже понимаем, да и предупредили нас строго. А вот лично вам хотим сказать: нам это все окончательно надоело. Две недели пройдет, и либо вы нас отсюда выпустите, либо мы… в общем, найдем, управу.
— Эх, Митрич, — проговорил Герман, положив старику ладонь на плечо. — Да какую петицию, о чем ты говоришь? Неужто ты думаешь, что кто-то от вас такую петицию передаст?
— Мы, барин, найдем через кого передать, — решительно заявил Митрич. — Ты это… на свой счет не принимай, мы от тебя лично ничего худого не видали, но все же… Мы теперь это… люди свободные, и у нас тоже есть права, вот что. Нам это тоже разъяснили.
Герман аж поперхнулся от такого заявления. Нет, он, конечно, не был аристократическим снобом, и сама мысль о том, что у Митрича тоже есть права, не казалась ему абсурдной. Но в данных обстоятельствах Митрич мог бы свои права какое-то время подержать при себе. Но главное в его заявлении было другое…
— Это кто же вам это разъяснил? — спросил он.
— Да уж свет не без добрых людей, — ответил Митрич уклончиво.
— Если кто-то из жандармов… — начал Герман, так как это было единственное, что пришло ему на ум.
— Нет, не из жандармов, — раздался за его спиной знакомый женский голос. Герман тут же резко обернулся, одновременно потянувшись за револьвером.
За спиной у него, в нескольких шагах, стояла Надя. Впрочем, у нее револьвер уже был в руках, так что рука Германа застыла в нескольких дюймах от кобуры.
— Не двигайтесь, господин корнет, — произнесла она. — Впрочем, вижу, что уже поручик. Сердечно поздравляю с повышением.
— Откуда вы здесь?.. — спросил Герман, осторожно поворачиваясь. С одной стороны он старался не спровоцировать ее, с другой — не убирать руку слишком уж далеко от кобуры.
— А вы как думали, я, еще живя в Залесском, не разведала тут все ходы и выходы? — она ухмыльнулась. — Тоже мне, жандарм.
С ней что-то произошло за это время. Складка губ стала жесткой, а когда она говорила, то лицо перечеркивала неприятная морщина. Чувствовалось, что Надя немало пережила за это время.
До него доходили оперативные донесения, что после гибели Фридриха и разгрома «Черного предела» большая часть самых боевитых нигилистов объединились вокруг новой ячейки, и что возглавляет ее, вроде бы, женщина. Однако ему и в голову не приходило, что это может быть та самая Надя.
И да, она, все-таки, изменилась.
— Что вам здесь нужно? — спросил Герман.
— Мне нужно привести к свету людей, которые обрели свободу.
— Я полагаю, что эти люди с гораздо большим успехом придут к свету без вашей помощи.
— Я полагаю, это не вам решать. Это свободные люди, а вы держите их в скотских условиях. Между прочим, это теперь дворяне, согласно вашим же законам. Что будет, если Его Величество узнает, что вы держите дворян под арестом без обвинения?
— Эти люди не под арестом — это раз. Второе — они де юре не дворяне, и я сомневаюсь, чтобы Его Величество…
— А хотите, проверим? — глаза Нади немного сузились.
— Еще раз спрашиваю: что вам нужно?
— Ее раз отвечаю: мне нужно освободить этих людей.